Прямой эфир

Это больше похоже на доверительный разговор с психоаналитиком или лучшей подружкой: словно и нет никого вокруг, кроме все так же продолжающего удерживать ее ладонь ведущего и… Славки, который, не моргая, следит за женщиной, которая всегда принадлежала мне.

Я не обращаю внимания на гул автомобильных клаксонов за окном машины, и словно нахожусь в отдельной вселенной, существование которой напрямую зависит от вещания федерального канала. От возможности видеть и слышать ту, что подарила мне не только свою душу, без боя сдавшись моей власти, но и детей, которых я так безжалостно у нее отобрал…

Поднимаю тонированное стекло, не желая отвлекаться на шум городских улиц, и закуриваю, наперед зная, что облегчение мне это не принесет: вокруг шеи словно обмотали веревку и тянут, вознамерившись лишить меня кислорода… Чем дольше говорит моя жена, тем отчетливее до меня доходит смысл случившегося — я испортил ее жизнь, занял чужое место, лишив кого-то другого возможности сделать ее счастливой. И что самое страшное, даже сейчас, видя слезы в ее глазах, я вряд ли смогу отступить.

— Он предложил мне выпить кофе в небольшом кафе за углом, — я прислушиваюсь к севшему голосу Лизы, сжимая руки в кулаки и старательно заглушая проснувшуюся совесть.

Это сделал я. Я растоптал улыбчивую девчонку, всегда поражающую меня своим задором и умением добиваться желаемого.

— И вы согласились?

— А разве я могла отказать? Я уверяла себя, что в этом нет ничего плохого: все же когда-то мы были по-своему близки, а Игорь, — она ухмыляется, а я как сумасшедший ловлю звуки своего имени, слетевшего с ее уст. — Игорь был не в лучшей форме. Он переживал тяжелый период, и мне казалось таким правильным поддержать его, что да, я согласилась.

— О чем вы говорили? Обсуждали студенческие годы?

— Да, — отзывается Лиза на вопрос ведущего, наконец, оставляя в покое несчастную салфетку, а я словно вновь оказываюсь на диване в том уютном кафе. Устраиваюсь поудобнее, стараясь не смотреть в окно, в котором с легкостью могу разглядеть свое помятое отражение, концентрируя все внимание на сидящей напротив девушке. Она стала старше: в ней определенно все эти годы жила красота, которая томилась в ожидании своего часа, чтобы потом окрасить ее лицо легкими уверенными мазками…

— Выглядишь ты, конечно, ужасно, — покончив с изучением ассортимента блюд, Лиза складывает руки, подобно школьнице. — Я заказала тебе эспрессо и бифштекс. Уверена, поесть тебе не помешает.

— Я не голоден. Пьян, но определенно не голоден, — отрицательно качаю головой, закинув руку на спинку диванчика.

— Мой дед гнал самогон, — ни с того ни сего признается девушка, ковыряя ногтем соломенную салфетку, расстеленную на столе.

— На продажу, — она вскидывает голову, отмечая как это важно, а я уже не могу сдержаться, и растягиваю губы в улыбке. Словно хочет мне показать, что и в ее семье мужчины не лишены предпринимательской жилки…

— Так вот, он со всей ответственностью подходил к делу — снимал пробу так рьяно, что наутро с трудом отрывал голову от подушки. И моя бабушка обязательно ставила рядом с кроватью банку с огуречным рассолом.

— Не думаю, что здесь мне нальют хотя бы стаканчик, — теперь понимаю, к чему она клонит, чувствуя себя неуютно под цепким взором ее серых глаз.

Поправляю галстук, который, уверен, завязал не лучшим образом, перед выходом даже не взглянув на себя в зеркало, и только сейчас замечаю пятно на рукаве своей несвежей рубашки. Да уж, не лучшая пара для такой собранной Волковой — ее одежда в полном порядке.

— Тогда доверься мне и не отказывайся от кофе. И возьми мой сок, в нем много фруктозы, — пододвинув ко мне стакан апельсинового фреша, Лиза складывает ладошки под подбородком, устроив локти на краю стола. — Расскажешь, что случилось?

Ей явно не по себе от собственного любопытства, но я и бровью не веду, не находя в этом ничего предосудительного. Когда-то я делился с ней своими переживаниями— с неопытной первокурсницей, мало что видевшей в жизни, — так почему бы и не признаться?

— Проблемы с женщиной.

— С Яной? — она оживает, явно обрадовавшись моей сговорчивости, и благодарит официанта, подоспевшего с горячим. — Поссорились?

— Вроде того.

Мы расстались. Хотелось бы мне высказаться, но если быть честным, я до сих пор не нашел ответ, почему женщина, к ногам которой я готов был бросить весь мир, так трусливо сбежала, оставив на туалетном столике помятый клочок бумаги, придавленный сверху бархатной коробочкой. Несмотря на то что две недели назад она позволила мне водрузить на ее пальчик внушительный бриллиант, прокричав довольное «да» на мое предложение, вчерашним вечером она не сочла нужным поговорить, оставив после себя разбросанные на кровати вешалки, на которых еще утром висели ее платья.

— Мне жаль, — наматывая на вилку спагетти, девушка глядит на меня с неприкрытым сочувствием. — Вы долго были вместе?