Пряный аромат Востока

– Я не могу вам сказать, – ответил молодой человек. – Это не моя территория корабля. Мистер Азим вернется позже. Тем временем можно перекусить. Вы хотите что-нибудь съесть?

– Я хочу домой, – ответила Вива. – Я не сделала ничего плохого.

Голова болела так сильно, что ее чуть не тошнило. Хотя она и сознавала, что оказалась в опасности, сокрушительная усталость наползла на нее, словно тяжелый туман, и сейчас ей больше всего хотелось лечь и заснуть, а там будь что будет.

Пробудившись опять, она взглянула на окно, где сквозь закрытые деревянные жалюзи в комнату пробивались полоски света. Веревку на ее запястьях развязали, и ее руки бесполезно лежали на коленях. Возле ремешка часов вскочил большой водяной пузырь.

Перед ней стояла толстая женщина в грязном сари и держала поднос, на котором были две лепешки чапати и маленький горшочек супа дхал. В дверях появился бородатый парень с утонченным английским произношением, который говорил с ней накануне вечером. Он сказал что-то резкое женщине, и та взяла под мышку статую Ганеши и унесла с собой.

Вива не была голодна, но принудила себя поесть, надеясь, что после этого прояснится ее сознание. Пока она ела, ее слух напрягался, пытаясь расслышать что-либо, что могло бы ей помочь: она слышала, как звякнуло на улице ведро, захлопнулась дверь, пророкотала повозка, закричала птица.

Она взглянула на часы – восемь тридцать пять утра. Ее наверняка уже хватились в приюте. Дейзи вчера ждала ее к себе на вечеринку, она ее не оставит в беде. Но потом Вива расстроилась. Если сегодня среда, а она была почти уверена, что среда, то утром у Дейзи занятия в университете, а остальные могут подумать, что Вива осталась у нее. Да и вообще, как они найдут ее здесь? В комнате, которая находится неизвестно где.

Пока Вива ела, парень устроился на чарпое и смотрел на нее. Возле него на матрасе лежали пистолет и два страшных ножа.

Когда она закончила еду, он внезапно вышел, крикнул что-то в темноту, и толстая женщина вернулась с вонючим ведром. Использовав его, Вива смутно припомнила, как кто-то говорил, что индийские мужчины приходят в ужас при мысли о том, что у женщин тоже есть определенные физиологические потребности.

Толстуха, у которой оказалось нездоровое лицо с открытыми порами, снова связала ее. Взгляд, которым она смотрела на нее, был удивительно бесстрастным, без злобы или любопытства, но при звуке тяжелых мужских шагов, поднимавшихся по лестнице, обе они застыли, а движения женщины сделались резкими и торопливыми, словно она тоже чего-то боялась.

Анвар Азим открыл дверь.

В это утро его одежда являла собой элегантную смесь Востока и Запада. Поверх своего шальвар-камиза он носил прекрасное пальто из верблюжьей шерсти, такое не стыдно было бы надеть и на скачки в Аскоте. Дорогие ботинки каштанового цвета были начищены до зеркального блеска.

Когда он снял пальто и тщательно его свернул, она увидела на шелковой подкладке символ «Братьев-мусульман». Анвар Азим подвинул стул и сел возле нее, так близко, что она чувствовала запах его сигарет и горчичного масла, которым он намазывал волосы.

– Доброе утро, мисс Вива, – тихо сказал он со своим легким, приятным акцентом. Его взгляд медленно перемещался от ее шеи к груди, от груди к ногам. – Как спалось ночью?

– Отвратительно, – ответила она. – Я не понимаю, почему я здесь. – Она решила, что будет смотреть ему прямо в глаза.

Он сдержанно зевнул, обнажив десны и зубы.

– Весьма сочувствую, если вам здесь не очень комфортно. Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Да, – сказала она. – Я мерзну, мне нужно одеяло.

– Вам холодно по английским стандартам? – насмешливо уточнил он, так как в комнате было довольно тепло.

Он опять немного передвинул стул.

– Не беспокойтесь, – сказал он. – Вам придется ответить на несколько несложных вопросов, и тогда вы сможете вернуться домой.

Оглянувшись, он что-то сказал парню, стоявшему позади него с куском черной ткани. Тот набросил ее на жалюзи, убрав остатки солнечного света, зажег масляную лампу и поставил ее на стол.

– Весьма сожалею, что вам пришлось переносить эти неудобства. – Когда Азим подвинулся еще ближе и посмотрел на нее, ее опять поразило, какие у него нездоровые белки глаз – цвета переваренных яиц.

– Может быть, мне следует поздравить вас с праздником Дивали? – проговорил он без тени усмешки. – Вероятно, вам кажутся странными наши обычаи?

Она неотрывно смотрела ему в глаза.

– Нет, – ответила она, с досадой слушая свой слабый и дрожащий голос. – Они не кажутся мне странными. Наоборот, мне они очень нравятся. – Последнюю фразу она произнесла с большей решительностью. Потом перевела взгляд на узоры, которые дети нарисовали на ее руках, – они уже слегка расплылись и поблекли. – Как вы видите.

– Сам я его не праздную. В нашей школе мы обычно жгли костры в ночь Гая Фокса. – Она удивленно уставилась на него. Что это, сарказм? – Тоже чудесный обычай.