– Что ж, вы не слишком хорошо выполняли это поручение, – заметил он с иронией.
На снимке, который он достал из кармана, она увидела хорошо одетого молодого человека с черными волосами, намазанными бриолином и уложенными волнами. Он сидел в роскошной каюте в белой рубашке с заплывшим глазом и распухшей губой. Позади него на кровати лежал смокинг, похожий на дохлого пингвина. На полу стояла пара безупречных полуботинок.
– Это мой младший брат, – сказал Азим. – Ваш приятель Гай сделал вот это.
– Я знала об этом, – призналась она. – Только я тут ни при чем.
– Тогда почему не сообщили в полицию? Потому что он говнюк? – На его толстых губах заиграла жестокая улыбка.
– Нет. – Она посмотрела на него. – Это ужасное слово. Я никогда не использую его. Мне сказали, что там были особые обстоятельства, и что все решили не раздувать из этого историю.
– Что за особые обстоятельства?
Она посмотрела на свои руки и прошептала:
– Я не знаю.
– Вы знали, что Гай Гловер вор?
– Да, знала. – Во рту у нее так пересохло, что она еле говорила. – Ваш брат тоже узнал об этом. Почему он не выдвинул обвинение?
Он сжал пальцами губы и какое-то время смотрел на Виву.
– Потому, – проговорил он, – что нам удалось убедить мистера Гловера работать на нас, и теперь мы очень сердиты на него за то, что он скрылся. Мы слышали, что он собирался вернуться в Англию. Может, он уже плывет туда. Мы вас отпустим, когда вы поможете его найти.
После его ухода страж завязал ей глаза. Она слышала шаги Азима, спускавшегося по ступенькам, затем опять шум воды и рокот труб. Ловя звуки, доносившиеся с улицы, она различила стук колес и крики водоноса. Но не осмелилась позвать на помощь. Теперь она боялась мистера Азима. Он не шутил.
Перед уходом он заявил смертельно спокойным голосом:
– Мой брат хороший человек. Он не хочет, чтобы я мстил за него. Он не верит в заповедь: око за око, зуб за зуб. Но из-за вашего молодого друга он оглох на одно ухо. Да и на лице остались шрамы. Мне давно следовало убить мистера Гловера, но я думал, что он может быть полезен нам. Теперь он уже не полезен. Он предал нас. Теперь мой долг – ему отомстить.
На четвертый день, после завтрака – супа
Она по-прежнему боялась его, но теперь стала замечать в его поведении некоторую неуверенность. Он напоминал ей человека, который совершил набег на театральный гардероб, не имея ясного представления, что же ему нужно для спектакля. Иногда он приходил в прекрасно сшитых, дорогих и модных английских костюмах, которые он носил с вышитой мусульманской шапочкой, два раза в мягкой национальной одежде, но с моноклем, который все время выскакивал у него из глаза.
Схемы его допросов тоже были непредсказуемыми, и Вива стала подозревать, что его одежда была внешним выражением какого-то ментального кризиса. Иногда он закатывал ей лекции о своей вере: «Прежде всего я мусульманин, потом индиец, – сказал он как-то раз. – Коран учит нас, что мы имеем право на правосудие, право защищать свою честь, право жениться, право на достоинство, чтобы тебя никто не высмеивал». На следующий день он сообщил ей, что верит только в прогресс, а не в религию: в прогресс и реформы.
– Народу Индии пора, – сказал он, – перестать благодарить за каждую крошку, которая падает к его ногам, и восстать против проклятых британцев. Хватит быть их слугами: «О да, сэр, – передразнил он. – Я бегу, сэр, сейчас принесу, сэр».
На четвертое утро к нему вернулась уже знакомая ей одержимость.
– Что вы обычно делаете вечером по пятницам в детском приюте?
– Ничего особенного, – ответила Вива (в который раз!). – Мы ужинаем вместе с детьми, иногда читаем после ужина.
– Что читаете? – подозрительно спросил мистер Азим.
– Я уже рассказывала вам – поэзию, отрывки из Библии, иногда дети просят нас прочесть что-нибудь из «Махабхараты» или какие-то местные сказки – так мы лучше понимаем культуру друг друга.
Он сердито посмотрел на нее.
– А как вы объясните детям вот это? – Он сунул ей в лицо книгу. – Вы понимаете, что это такое? – Он весь дрожал от возмущения.
– Да, понимаю. Это священная книга Коран.
– А вот это. – Трясущимися руками он листал страницы. – Это величайшее оскорбление для мусульманина. – Тут он схватил ее за волосы и сунул лицом в книгу. Из нее были вырваны страницы.
– Я знаю. – Ее губы так пересохли, что она еле говорила. Впервые за эти дни она засомневалась, что выйдет отсюда живой.
– Мы обнаружили это в вашей комнате.
– Я… мы этого не делали, мистер Азим, – сказала она, стараясь держаться как можно спокойнее. – Никто из нас не способен на такое – мы не сектанты.