Пряжа из раскаленных углей

Перед глазами моими маячили черные силуэты ветвей, мягко колышущихся под порывами ветра. Кое-где на ветках болтались иссохшие коричневые листочки и это их упрямство, это упорное нежелание оторваться от дерева, умереть и стать прахом, почему-то до слез умилило меня. Каждый цепляется за жизнь, как только может и насколько хватает его сил. Вот только чье-то упорство тебя умиляет, а чье-то вызывает ужас… Почему бы мне не сдохнуть?

Голова болела, странный скребущий звук не давал мне покоя. Я подняла руку и пощупала затылок – боль разливалась оттуда. Пальцы нащупали влажную повязку. Кровь. Почему кровь?

Я лежала под деревом, но вокруг каменным мешком возвышались скалы, скрадывая видимое пространство и оставляя мне для обозрения лишь клочок ясного полуденного неба.

– Ну, что? Очухалась? – мрачно осведомился Ленни. Стоя чуть поодаль, он чистил лошадь – именно этот звук неприятно терзал мой слух.

– Что случилось? – не менее мрачно поинтересовалась я, с трудом пытаясь сесть и не забывая поглядывать на мужчину – его чересчур энергичные (если не сказать на грани бешенства) движения вызывали у меня раздражение. Пучок жесткой травы, казалось, протрет в лошадиных боках дыры.

– Что случилось?! – презрительно передразнил меня Ленни, со злостью вытер руки и отбросил траву за горку валунов, – Я же тебя предупреждал: держи себя в руках! Предупреждал! Не можешь сама – я помогу. Но ты ведь у нас гордая, чужой помощи не принимаешь! Нет, я вообще не понимаю, зачем я с тобой вожусь? Зачем эта лихорадка на мою дурную голову? Что за дурацкий приступ великодушия и жалости меня посетил? Надо было оставить тебя Валдесу! Пусть бы он расхлебывал кашу, которую ты заварила!

– Да что случилось-то?

Покачиваясь и морщась от боли, я встала. Руки-ноги вроде целы, а вот с головой беда, она, кажется, ранена – бурые пятна крови испачкали мое платье, точнее, мальчишечий кафтанчик. Воняло бренди, которым пропитались мои расплетшиеся и порядком спутанные волосы.

– Хочешь знать, что случилось?

Ленни вдруг оказался рядом, очень близко, и я с трудом не отшатнулась от исходящей от него подавляющей грозной мощи. Подобное чувство в своей жизни (в той, разумеется, которую помнила) я испытала лишь единожды, когда оказалась на берегу во время шторма. Тогда меня едва не захлестнуло волной, а ветер иссек мою кожу острыми иглами, в которые превратил обычные капли воды, но больше всего мне запомнилось неподвластное человеку буйство стихии – неукротимой, грозной, властной… Мучительная головная боль и ватное отупение играли с моим воображением в странные игры! Глаза у Ленни были старыми и безжалостными.

– Хочешь увидеть?

Я молча кивнула.

Он дернул меня за руку – грубо и бесцеремонно, и потащил по камням наверх из каменного мешка, где мы прятались. Мне приходилось спешить, потому как Ленни останавливаться не собирался. Я оскальзывалась на камнях, падала и опять вставала, поранила ладонь о шершавый бок скалы, подвернула ногу… Ленни держал меня крепко и волок наверх, невзирая на задержки. Он остановился только на вершине скалы, на выпуклом лысом горбе, с которого открывался превосходный вид на простирающуюся вдали долину Пилот, извивающуюся ужом реку и город Тодрен, раскинувшийся по обоим ее берегам…

О нет!

Часть красивых и чистеньких домов с набережной Верхнего Тодрена обрушилась в реку, и вода жадно кружила и пенилась среди обломков, подхватывая то, что может унести… Знаменитый мост исчез, вместо него со стороны Нижнего города торчал жалкий каменный обрубок. Люди, подобно бесчисленному племени пауков, вися на спущенных с остатков набережной и развалин моста веревках, вытаскивали из воды все то, что еще можно было спасти. А кого уже нельзя было спасти – то по крайней мере похоронить по-человечески…

Я застыла. Заледенела.

– Ты, маленькая дрянь! – прошипел мне на ухо Ленни, – Смотри! Вот дело рук твоих. Это твоя вина, твоя и ничья больше! Нет, ты смотри, не отворачивайся! Ты этого добивалась? Этого хотела, маленькая благоразумная Никки? Всегда такая правильная и чистенькая Никки? Сколько еще человек должно умереть, чтобы ты проглотила свою гордость? Может ты заметишь, наконец, что твои нежные ручки по локоть в крови?

– Оставь меня, – наконец выдавила я.

– А то что? Меня ты тоже размозжишь по камням? Сбросишь в воду? Достанешь мои кишки?

Гнев ударил мне в голову, а с ним стала подниматься и волна магии. Я чувствовала ее приближение как приступ тошноты – и она была столь же желанна.

– Уходи, Ленни, – глухо выдавила я, – Не надо, прошу тебя. Не зли меня. Не заставляй меня сорваться. Довольно смертей. Я не могу это остановить.