Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Около четырех часов дня выехали автомобили с нашим запасом наличных. К этой экспедиции присоединился и мой пресс-атташе господин Кёрер, а я с молчаливой тревогой наблюдал, как он исчезает из виду. Утром из страха перед большевиками рассеялась русская рота ландесвера[173],ее остатки отошли за Двину. Теперь они шли по шоссе на Митаву. Я полагал, что при распаде всего и вся эти люди способны на все. Охраны для транспортов с деньгами я уже обеспечить не мог. У каждого чиновника в кармане был пистолет. Это была их единственная защита, как и для денег, которые они везли с собой в деревянных ящичках.

Наступил уже ранний прибалтийский вечер, когда транспорты с деньгами отбыли. Небо на западе было пурпурно-красным. Однако на улицах уже стала чувствоваться двойственность ситуации. Вдруг неподалеку от нашего дома высветились сполохи. А вскоре пришло известие: Немецкий театр горит. Пламя поднималось и еще в трех местах.

Я опять пошел на улицу. Теперь уже казалось, что людей охватила суматоха. На Кальк-штрассе[174] я встретил нескольких германских солдат. Они были без оружия, как будто на прогулку вышли. Я спросил их, когда они намерены покинуть город. «А мы здесь остаемся! Большевики нам ничего не сделают!» Я оставил их гулять. В кафе ломился народ. На улицах собирались и шумели толпы.

Когда я вернулся домой, там были несколько офицеров, которые хотели переговорить со мной. Штаб армии уже уехал. Поэтому они пришли ко мне, чтобы заручиться полномочиями для уничтожения немалых запасов крепкого алкоголя в провиантском депо. Я счел это верным и дал на это разрешение. Отогнали еще и стайку солдат, которые ворвались в депо и уже стали открывать емкости. А снаружи шумела собравшаяся толпа и намеревалась тоже пробраться внутрь. Дошло до перестрелок. Однако солдаты все же выполнили свою миссию.

Между тем наши пожитки были уже уложены и погружены. Нас было всего четверо, так что собирались выехать на двух автомобилях около 11 часов. Теперь с нами были чемоданы и ящики Беккера. Что же с ним случилось? С момента отъезда его делегации прошло шесть дней. Мы уже почти потеряли его, хотя

и утешали себя предположением, что делегацию, по-видимому, просто задержали русские, а потому вместе с ними они в Ригу и приедут. Надежда была слабая, однако мы твердо за нее держались. Об истинной же их участи я узнал лишь через месяц, и об этом стоит рассказать особо.

Делегация выехала из Риги 27 декабря почти в 11 часов утра. Ехали быстро, так что уже около 12 часов проехали Хинценберг и оттуда взяли курс на позиции Красной Армии. Взяли с собой несколько флагов парламентера и к тому же за Хинценбергом украсили автомобиль сосновыми ветками, обозначая свое намерение вступить в переговоры. Так и подъехали к первому русскому посту, там их остановили, обыскали, а затем позволили ехать дальше. Когда автомобиль проехал еще примерно 800 м, по нему открыли огонь. Переводчик тут же был смертельно ранен в шею. Беккер и член Центрального солдатского комитета были ранены. Водитель укрылся, а унтер-офицер Зимес выпрыгнул из машины назад и остался невредим. Затем русские прекратили огонь. Машину подогнали к позициям. Беккер поначалу считал, что ранен не тяжело, что это был лишь выстрел в бедро, так что с этим можно справиться. Обоих раненых доставили в помещение и попытались оказать им медицинскую помощь, а при этом выяснилось, что Беккер тяжело ранен в живот. Вечером 27 декабря он умер. Второй раненый выжил. Выживших членов делегации задержали и отпустили только в конце января. Машину русские оставили себе. Зимес, возвращаясь домой, проехал через Кёнигсберг, где к тому времени обосновался и я. Однако он меня не застал, так как я выехал на открытие Национального собрания в Веймар[175]. Он оставил письменный отчет, где излагались эти события. До переговоров, ради которых и направлялась делегация, так и не дошло.

Если бы я знал об этом уже при отъезде из Риги, само собой, не оставил бы там никакого представительства. Но ведь в начале декабря русские заявили, что не намерены препятствовать нашей работе в Риге по развитию двусторонних отношений. Если бы мы знали о судьбе нашей делегации, то сохранили бы для рейха полмиллиона, а людей, что были в ее составе, уберегли бы от насилия и многих тяжелых часов.