Тёма энергично закивал головой, но Паша только кинул свитер в угол дивана и грустно опустил голову, слегка сгорбившись. Ему отчаянно не хотелось выходить из дома, и дело было не только в погоде. Он ощущал себя уставшим и больным, но насколько он знал себя, о простуде речи не шло. На душе скребли кошки, и не такие красивые и ухоженные как Пушок, а облезлые, голодные и обозленные. А что послужило тому причиной, он понять не мог. Единственно радовало, что едет он сегодня к Всеволоду Игнатьевичу, своему любимому профессору. Он даже успел соскучиться за неделю по его голосу и нежным рукам. Почувствовав наплыв раздражения на непонятную меланхолию, свалившуюся на голову, он натянул на себя свитер и пошел в прихожую.
Ребята переглянулись, но промолчали. Не часто увидишь Пашу задумчивым и хмурым, каким он и ходил весь день. Они проводили его взглядом до прихожей и услышали как тихо закрылась за ним дверь. Котик снова посмотрел на Тёму:
- Что-то случилось?
- Я не знаю, - пожал плечами Тёма и вернулся к созерцанию содержимого сковородки. – Может, пиццу закажем?
Паша поднимался по знакомой широкой лестнице и пытался просканировать свое тело еще раз, выискивая причину бешено бьющемуся сердцу и сбитому дыханию. Недавний медосмотр показал, что с ним все в норме, как и с ребятами, но руки почему-то были холодными и вспотели. Паша тряхнул головой, натянул на лицо улыбку и позвонил в дверь. Профессор встретил его с доброй улыбкой и погладил по плечу. Паша не выдержал и крепко обнял его за шею. Приятный запах окутал его со всех сторон, как и руки Всеволода Игнатьевича. Они гладили его напряженную спину, теплые губы поцеловали в висок, а Паша зажмурился и уткнулся носом в крепкое плечо.
- Пашенька, в чем дело? – прошептал профессор.
- Не знаю. Чувствую себя сегодня, целый день, как-то странно.
Профессор отодвинул от себя парня и внимательно на него посмотрел. Паша посмотрел в его глаза в ответ, и ему, на секунду, показалось, что лицо напротив осунулось, побледнело и заметно постарело. Они рассматривали друг друга несколько секунд и хмурились, каждый думая о своем.
- Давай для начала выпьем чая, - предложил профессор. – Ты наверно продрог.
Паша с радостью согласился и потопал к уже сервированному столу. Хоть он и был на улице всего ничего, в промежутках между подъездами и машиной, но ему и этого хватило. Он с упоением схватил чашку обеими руками, впитывая ее тепло и вдыхая аромат травяного чая. Всеволод Игнатьевич сел напротив более чинно, и как-то осторожно, задумчиво и хмуро глядя в стол. Паша настороженно замер, наконец понимая, что его плохое предчувствие было связанно с профессором.
- Паша, - начал профессор серьезным тоном. – Нам надо поговорить.
- Я слушаю.
Паша снова похолодел внутри. Он убрал руки от чашки и зажал их между коленями, ссутулился и внимательно рассматривал профессора серыми глазами, с явным оттенком тревоги. Его тонкие темные брови сошлись на переносице, а кадык нервно дернулся.
- Я, возможно, покажусь тебе эксцентричным стариком или совсем чокнутым, но я принял определенное решение.
- Вы прекрасно знаете, что я никогда Вас не считал таким.
- Не перебивай меня, пожалуйста, Паша, - профессор не договорил, его лицо исказилось, и он прохрипел, - Паша…
Лицо напротив, в мгновение ока, приобрело пепельный оттенок, глаза крепко зажмурились, руки обхватили тело, изо рта вырвался стон боли. Профессор накренился набок и рухнул на пол, скрючившись в позе эмбриона. Все произошло так быстро, что Паша не успел сориентироваться и подхватить падающего профессора. Он подлетел к вздрагивающему и стонущему от боли телу на полу:
- Профессор, что с Вами?
Паника накрыла с головой, словно морская волна. Паша сидел рядом с профессором на коленях и не знал, что ему делать. Он и предположить не мог, что этому крепкому, улыбчивому, жизнерадостному мужчине может стать плохо. Ледяными руками он поднял его голову и заглянул в глаза. Сердце колотилось в груди с бешеной скоростью, в ушах шумела кровь, изо рта вырывалось судорожное дыхание. Профессор приоткрыл глаза, облизнул пересохшие губы и прошептал:
- Таблетки.
- Где? – возопил Паша, наклоняясь ближе к его лицу, дабы расслышать невнятное бормотание.
Длинный скрученный палец на дрожащей руке указал направление в кладовку, куда Паше не разрешалось заглядывать. Больше профессор не произнес ни слова, пытаясь дышать размеренно, и зажмурил свои водянистые глаза. Паша вскочил на ноги и кинулся к заветной двери. В темном маленьком помещении зажегся свет и пред ним предстали полки, заставленные разноцветными баночками, тюбиками и коробочками с лекарствами, количеству которых позавидует любая аптека. Паника новыми волнами накрывала, превращаясь в ужас. Серые глаза бегали по полкам, дрожащие руки касались упаковок:
- Какие? Какие? – истерично выкрикивал Паша.