Прибрежье: глубина (СИ)

В доме было тихо. Рассвет уже начался, край неба над самой границей с морем стал оранжевой полосой, кучевые облака, дремавшие над землей, словно огромные ватные горы, окрасились в нежные тона. Эйдан, похоже, недавно ушел: кофейная турка была еще теплой, а в прихожей пахло морским воздухом. Дин тоже хотел кофе, но с утра нужно было пить горький чай от доктора Каллена. Сбор был заботливо расфасован Адамом в маленькие пакетики для удобства, поэтому можно было не глядя достать любой и высыпать в чашку.

Ароматный пар немного примирял с горечью, которая обволакивала рот после первого же глотка. Этот чай был лучше предыдущего: он пах цветами, мятой и нагретой травой, и можно было представить, что лежишь на холме где-то в другой части мира, где лето по-настоящему теплое, пусть и в феврале. Дин пил мелкими глотками и смотрел за окно. Ветер, чайки, камни, жесткая трава. Чуть дальше – море, уходящее до горизонта, барашки волн и облака. Мало солнца, много дождя. Что он забыл здесь?

Черная конская голова показалась над водой и снова пропала. Потом вынырнула опять, уже гораздо ближе к берегу. Дин улыбнулся в чашку. Никакой земной рай не может быть лучше места, где пасется его конь, его Эйдан. Но все же хотелось бы, чтобы историческая родина была немного теплее. Посветив фонариком в горло напротив зеркала, Дин приуныл: все еще красное. Чай доктора Каллена снимал боль и не давал простуде усиливаться, но местный климат с сыростью и постоянным ветром сдаваться не собирался.

– Соберись, организм, пора бы уже привыкнуть к погоде и не мешать работать, – сказал Дин своему отражению. – Тем более что дела идут, и неплохо.

Зеркальный Дин не отвечал, только смотрел немного сонными глазами. Растрепанные после кровати волосы торчали смешными вихрами.

Сегодня не было запланировано ничего особенно важного. Дин хотел сделать серию снимков строений в этих краях, и начать собирался с маяка: там были интересные кованые элементы перил, и мозаика на полу, собранная из осколков полированных камней и керамики. Он привычно проверил аккумулятор камеры, нужные объективы, сложил самый удобный штатив. Свет внутри башни маяка в дневное время должен быть неплохим, но лишний светоотражатель не помешает… Так, понемногу, сумка у Дина получилась внушительная.

Эйдан вернулся минут через сорок: как раз подоспела яичница, и Дин заканчивал с обжаркой бекона, благоухавшего на все холмы.

– Твой завтрак пахнет так, что снова нестерпимо хочется стать человеком.

От Эйдана пахло морем и сигаретным дымом; если он и ел кого-то на берегу, то никогда не приносил эти запахи с собой.

– Могу поделиться, – улыбнулся Дин.

– Не-е. Все равно на вкус как бумага.

Пока любовник пел в ванной и булькал водой, Дин почти доел завтрак, и теперь прыгал по кухне с недоеденным тостом, пытаясь варить кофе и читать новости на ноутбуке одновременно.

– Человек-оркестр, – сказал Эйдан, подходя ближе.

На его плечах висело полотенце, но несколько капель воды притаились на шее и в сгибе локтя.

Громкое шипение убежавшего кофе смешалось с недовольным ворчанием Дина. Эйдан хмыкнул и утащил кудряшку бекона с тарелки.

– Как горло?

– Лучше. Доктор Каллен свое дело знает, – отозвался Дин, сцеживая кофе в чашки.

– Может, тебе лучше посидеть дома, в тепле?

– Эйдан, на дворе почти лето. Солнце светит, смотри.

– Там ветер.

– Там всегда ветер. Если я не буду работать, то быстро заскучаю и захочу уехать.

– Нет-нет-нет, никто тебя отсюда не выпустит. Ты же сам знаешь о местных суевериях, так что даже не пытайся. Я так спросил, для порядка. С тобой пойду, и если замерзнешь – буду согревать, – Эйдан улыбнулся, как умел только он один.

– Отличный план, – одобрил Дин.

Снаружи и правда было ветрено. Пышные облака быстро неслись по небу, и сверху они были ослепительно белые, просто до рези в глазах, а снизу – темные, почти свинцовые.

– Дождь будет?

– Скорее всего. Я не проверял, но очень похоже: я чую воду в них.

Эйдан ловко перехватил у Дина сумку и пошел в сторону маяка.

– Мы спешим?

– Конечно! Надо оказаться внутри скорее, пока тебя опять не продуло, и ты не умер у меня на руках от воспаления легких или инфекционного насморка.

Спорить с ним было бесполезно, поэтому Дин просто покачал головой и прибавил шагу.

Мало кто любит, когда за ним наблюдают во время работы, и Дин тоже предпочитал снимать в одиночестве, даже несмотря на богатую практику общения с Бреттом, но Эйдан удивительным образом умел не мешать ему. Он всегда находился рядом, но его присутствие никогда не нарушало невидимых границ, за которыми хорошая компания превращается в навязчивую и раздражающую. Более того, Эйдан, сам того не зная, был для Дина источником вдохновения. Интересно снимать узоры мозаики на полу, и завитушку лестничных перил, и тени, ложащиеся неровными полосами на ступеньки – но еще интереснее поймать в объектив расслабленную позу любимого человека, солнечные блики на его ресницах, складки одежды, руки. Камера Дина стрекотала почти без остановки, вылавливая мгновения.

– Я думал, ты хотел поснимать маяк, а не меня, – улыбнулся Эйдан, не поворачивая головы.