О сопротивлении было забыто, когда я схватилась за плечи Преображенского. Одной рукой он уверенно обхватил мою талию, другой потянулся к приборной панели. Что — то щелкнуло в салоне, и сиденья с шумом откинулись назад, а вместе с ними и мы. Смягчив падение, Саш сменил положение, оказываясь сверху, чтобы почти сразу же окунуться в ураган моих поцелуев, пока мы заползали ближе к заднему сиденью. Ботинки я неловко скинула сама, джинсы и белье предоставила снимать ему, отчаянно помогая расстегивать змейки и пуговицы. В этот раз не было ни изучения, ни предвкушения — одна голая страсть, в которой сгорали мы оба. Он резко вошел в меня, вызывая протяжный стон, и начал ритмично двигаться внутри, и я помогала этому, обхватив ногами его ягодицы. Я не выпускала его ни на мгновение, прикрыв глаза от удовольствия, которое дарил мне мужчина, поступивший слишком подло, чтобы быть прощеным человеческой частью моей души. Странный диссонанс — чем ближе к состоянию единого целого стремились тела, тем больше отдалялись души, отстраненно наблюдая за творящимся в машине безумством. И, тем не менее, закончить одновременно это нам не помешало. Как не помешало мне до боли впиться в губы Преображенского, когда он совершал свой последний толчок. Раз он стал инициатором предательства, теперь я могла воспользоваться его же оружием в собственных целях.
Потом, когда дурман желания отошел на второй план, а Саш меня покинул, я повернулась на бок и свернулась калачиком, напрасно пытаясь прикрыться оставленной на теле рубашкой. А когда поняла тщетность усилий, просто спрятала лицо в ладонях. Нет, стыдно мне не было — это оказалось просто окончательным этапом эмоциональной разрядки — пугала дальнейшая перспектива развития собственной судьбы.
Не знаю, чем в это время занимался Саш, но вскоре сверху на меня опустился мягкий плед, укрывший и согревший оголенные ноги, а сзади прижался сам кадровик, и я совсем не возражала, когда он сделал из своей руки подушку для моей головы, аккуратно собирая разметавшиеся волосы. Я прикрыла глаза, лениво и неловко ощущая, как ладонь Преображенского по — хозяйски устраивается на моем животе, начиная вырисовывать там непонятные узоры.
— Зачем ты это сделал? — горечь все же пробилась на поверхность, и не задать самого главного вопроса я просто не могла. — Зачем сдал меня Диорну после того, что было?
— После того, что было, будь я человеком, я бы об этом пожалел, — в его голосе слышалась улыбка, которой я совсем не понимала. — Я же сказал тебе, я совершенно не ожидал, что вечер понедельника закончится настолько прекрасно. И встретился с тобой как раз после того, как виделся с Диорном, где и сообщил информацию о тебе. Моей ошибкой было то, что любопытство заставило меня подойти к скамейке, на которой ты сидела в парке перед «Сиянием». Дальше все было делом техники — со стороны лейнианцев. Они полностью проработали твою историю за ночь, и к утру я уже имел достаточно веские причины полагать, что ты являешься полукровкой. Те же сведения имел и Диорн. Во вторник я уже пытался предупредить тебя не встревать в конфликты с Артуром. Тогда и вмешалась личная составляющая. Но я сдержал обещание, и ничего о наших встречах никому из лейнианцев известно не будет.
— Неужели на тебя действуют мои приказы? — усмехнулась я, не понимая толком, от чего мне стало теплее: от пледа или присутствия Преображенского рядом.
— Твое влияние ощутимо, — совершенно искренне признался Саш. — Но ты ни разу не использовала его на мне, Лей.
Странно…он впервые использовал в голосе ласковую интонацию, когда произносил мое имя.
— Май сказал, что я могу быть родственницей Августа Лея.
Скрывать мне было нечего — особенно в свете предстоящих событий. К тому же все слова Преображенского я могла подтвердить доказательствами — и он действительно держал данные обещания.
— Это вселяет в меня надежду, что камера подействует на тебя, скорее как на лейнианку, чем на землянку.
— Не ври мне, Саш. Ты не знаешь, что такое надеяться. Если уж меня называют роботом, то ты…
— Что — то вроде компьютерной программы, никогда не делающей ошибок, — договорили за меня. — Просто помни: личное пространство есть не только у меня. Если что — то вдруг случится, ты всегда можешь обратиться к той половине себя, что скрыта глубоко внутри.
— Если, конечно, к тому времени еще буду жива, — горько усмехнулась я.
— Будешь, — уверенно отозвался кадровик, начав шевелиться сзади меня. Обернувшись, я обнаружила, что он принялся одеваться. Кажется, расслабляющий момент подошел к концу.
— Тебе есть, что сказать, помимо той информации, что ты предоставил у Диорна? — с внезапно вспыхнувшей надеждой спросила я, оглядываясь в поисках своей части гардероба.
Преображенский замер, посмотрев на меня. Спокойствие в его глазах было ледяным.
— Я предпочитаю оставить все, как есть. Одевайся, Лей — нам пора ехать к тебе домой, — непоколебимо заявил он, окончательно раздавливая показавшиеся было ростки уверенности в том, что между нами станет возможным нормальный человеческий диалог.