Причина причин (СИ)

Сидя в благоухающей воде, Майрон чутким слухом улавливал учащённое дыхание юноши, обмывающего тело господина; внимательным взглядом замечал лихорадочный румянец, проступивший на всегда бледных от недостатка солнечного света щеках, видел биение жилки под тонкой кожей на шее.

Точно так же, как в свое время король, искуситель вышел из воды в объятия мягкой материи, с готовностью предложенной слугой. Искрящийся взгляд Майрона встретился с потрясённым взором слуги, и тот в смятении отступил, закрыв лицо руками. Бедняга Калад не видел, насколько лучезарная улыбка появилась на лице его повелителя, иначе бы он просто утратил зрение. Только пережив ситуацию, подобную той, что видел в палантире, Майрон понял, что напрасно поспешил отшвырнуть камень: король не снизойдёт к слуге.

***

Трандуил имел привычку спать нагим. Тело владыки белело в полумраке опочивальни среди беспорядочно скомканных покрывал и разбросанных по постели подушек. Сон его был беспокойным. Возможно, короля тревожили дурные сновидения, а, быть может, причиной тому был палантир, куда жадно всматривался Майрон, за годы изголодавшийся по своему любимому эльфу.

Всю ночь напролет влюблённый не отводил взгляда от видения в камне, мысленно прося у самого себя прощения за собственную горячность, что надолго лишила его жгуче-сладкого созерцания короля. С рассветом тёмный властелин, наконец, принял решение более не откладывать встречу с Трандуилом. Но прежде хотел получить ответы на некоторые мучительные вопросы.

Принимая помощь слуги после утреннего омовения, Майрон краешком глаза наблюдал, как сосредоточен Калад на одевании своего господина. Юноша всячески избегал смотреть в лицо Хозяина, чем втайне веселил его. Закончив туалет, Майрон поймал свое отражение в одном из зеркал: сегодня выбор пал на вишнёвый наряд, тщательно расчёсанные слугой кудри сияли золотым ореолом, к рубину на пальцах добавился не менее роскошный сапфир.

Майрон взглянул на свои руки: некогда морщинистые и бледные, скрытые перчатками, теперь они сияли молодостью; обманчиво тонкие и нежные, они обладали невероятной силой. Медовые глаза вернулись к отражению в зеркале. Изящные пальцы прикоснулись к лицу, прошлись по густым тяжелым кудрям, погладили длинную шею, скользнули по гибкому телу вниз, туда, где смыкаются ноги…. Прижав белоснежную ладонь к внушительной выпуклости под вишнёвым бархатом, Майрон перевел взгляд на стоящего рядом Калада, чуть дыша, тайком наблюдавшего за движением рук господина. Золотистые глаза прищурились, а чарующий голос произнес:

— А что, Калад, нравлюсь я тебе?

Юноша замер: нечасто хозяин баловал его звуком своего голоса, а прозвучавший вопрос привел несчастного в ещё большее смятение. Наконец, он разлепил губы и, розовея от волнения, пробормотал:

— Господин, я никогда не видел никого прекраснее.

И это было правдой, ибо кого вообще мог видеть этот выросший в замке смертный кроме таких же, как он. Но Майрон знал, что даже будь иначе, ответ был бы таким же, он продолжил:

— А юноши из тех, что были с тобой в день нашей первой встречи… кто из них тебе милее?

Калад, не зная, к чему клонит хозяин, ответил честно, назвав имя старшего брата:

— Таэн — мой брат, мой повелитель.

Майрон какое-то время искоса рассматривал юношу, словно ощупывая взглядом его тело, и прежним тоном задал неожиданный вопрос:

 — Познал ли ты плотские утехи?

Зардевшийся бедняга был так растерян, что только смог отрицательно качнуть головой, пытаясь мысленно сложить мозаику вопросов господина.

— А брат твой? — Майрон продолжал допрос.

Светловолосая голова ещё раз отрицательно качнулась.

— Желаешь угодить мне, Калад? — ласково спросил Майрон, будто у слуги был выбор.

Тот поднял широко распахнутые влажные глаза на господина и с радостью кивнул.

— Хочу, чтоб ты и брат разделили ложе, познав друг друга и порадовав меня. Что скажешь? — проворковал Майрон, прекрасно зная, что ничего кроме «да», слуга сказать не сможет.

Велев в одном из отдалённых залов приготовить ложе, Майрон, мурлыкая себе под нос, кружил вокруг двух братьев, стоящих, в смущении опустив глаза. Искуситель остановился прямо перед юношами и, приподняв пальцами их подбородки, заставил их взглянуть в свои глаза, где плавилось, переливаясь, золото, пьяняще, завораживающе. Попеременно глядя на обоих, Майрон мысленно запел песнь соблазнения, известную лишь одному ему.

По мере того, как чары господина окутывали разум братьев, их щёки загорались румянцем, а глаза затапливало желание. Сбивчиво дыша, юноши смотрели друг на друга, лица начали сближаться, пока не коснулись в поцелуе, сначала робком, позднее — жарком. Они больше не были братьями, но лишь двумя телами, жаждущими наслаждения. Майрон, не прекращая мысленную песнь, погладил по спине обоих, и чуть заметно подтолкнул их к ложу.

Одежда в беспорядке полетела на пол. Дыхание стало шумным, взгляды — жадными, движения — торопливыми. Майрон, скрестив на груди руки, горящими глазами наблюдал разворачивающуюся перед ним картину.