Причина причин (СИ)

Пальцы глубже погрузились в кудри, поглаживая уже не только ласково, но и властно. С тихим стоном Майрон обвил руками тонкий стан Трандуила и, прижавшись к нему лицом, прошептал: «Мой король…» Пальцы в его волосах замерли, и ещё крепче прижали его голову. Помимо воли руки Майрона заскользили по желанному телу, не встречая сопротивления.

Трандуил не мог сказать определённо, чего он ожидал от этой встречи. Поединок с собственными желаниями завершился их победой. Чем дольше король не смотрел в палантир, тем сильнее пленительный образ преследовал его, не позволяя сосредоточиться днём, мучая жаркими снами ночью.

Трандуил стал замечать, что ищет знакомый медный отсвет в волосах лесных эльфов, а золотистые искорки стали мерещиться даже в чистых голубых глазах сына. В конце концов, король был вынужден признать, что любит и ненавидит того, чьи руки сейчас скользили по его телу, лишая остатков самообладания.

— Идём, — тихо позвал Трандуил, высвобождаясь из объятий. В его голосе послышались повелительные нотки.

Король направился в сторону ложа, и, поравнявшись с ним, обернулся. Дрожащей рукой Майрон расстегнул застёжку плаща и поднялся с пола. Плащ соскользнул с плеч и остался лежать на полу тёмным пятном, туда же упали стянутые с рук перчатки.

Майрон приблизился к эльфу: тот несколько уступал ему в росте, но величественностью осанки даже превосходил. От волнения Майрон чувствовал странную слабость во всем теле и предпочёл присесть на постель, тяжело дыша и не сводя глаз с лица Трандуила. Тот стоял недвижимо, и в его светлых глазах постепенно разгорался огонь, отчего-то напомнивший Майрону об Ородруине*…

Запустив руку в кудрявую гриву, Трандуил с силой схватил волосы и потянул вниз, заставляя Майрона запрокинуть голову. Какое-то мгновение смотрел в вопрошающие золотистые глаза и вдруг впился в приоткрытые уста поцелуем. Но не мягким, робким, как в своих грёзах видел Майрон, а беспощадным, жалящим, долгим. Оторвавшись от измученных губ, Трандуил начал стаскивать с себя одежду, не отводя взгляда от глаз Майрона. «Раздевайся», — прозвучал приказ короля. Сам не зная, почему, Майрон подчинился.

Они стояли обнажённые, молча рассматривая друг друга, глаза горели страстью, тела выдавали возбуждение. Внезапно с силой, какой Майрон не ожидал, Трандуил толкнул его, и тот упал на ложе лицом вниз. Не давая опомниться, король оказался сверху, вновь схватил за волосы, лишая возможности перевернуться на спину. Майрон чувствовал, как колени эльфа раздвигают его ноги, как гибкое упругое тело вдавливает его в постель, как твердая, словно камень, влажная плоть вторгается в него. Это было совсем иначе, нежели Майрон представлял столько раз.

Трандуил не был нежен. Нет, вовсе не был. Его движения были резкими, жёсткими, почти безжалостными. «Неужели ты так жесток в любви, мой король?» — думал Майрон, от муки зажмурив глаза и вздрагивая при каждом рывке эльфа. На пушистых ресницах выступили слезы, рот жалобно кривился, но не издавал ни звука. Трандуил яростно терзал распростертое под ним тело, будто желая причинить как можно больше страданий. «Он словно наказывает меня, — вдруг осенило Майрона. — Что ж, у него есть на это право». Многократно превосходя эльфа силой, он покорно и беззвучно принимал эту мучительную кару, только горячие слезы текли по щекам. В какой-то миг, когда с уст уже была готова сорваться мольба о пощаде, Трандуил прекратил пытку и отстранился.

Майрон не решался взглянуть на эльфа, пока тот сам не потянул его, заставляя перевернуться. Сквозь пелену слёз Майрон видел бледное лицо короля, лихорадочно блестящие глаза, жёсткую линию рта. Сильная рука вновь схватила за волосы, причиняя боль. Неумолимое лицо приблизилось, и голос прошептал у самого уха: «Скажи мне… скажи… Что ты с ней сделал?»

«Значит, всё-таки, наказывал. Он догадался… — подумал Майрон, а вслух еле слышно прошептал: — Я к ней не прикасался». И это было правдой. Трандуил ещё сильнее натянул волосы и прошипел: «Как она умерла?» Майрон выдохнул: «Не знаю».

Проницательный король уловил бы ложь, да и лгать Майрону совсем не хотелось, и такая полуправда стала спасительным бальзамом для двух кровоточащих сердец. Сквозь слёзы Майрон взглянул в любимые глаза и прошептал: «Прости!» В это короткое слово была вложена вся многовековая боль, вся любовь и сожаление о причинённой муке. Золотистые глаза были затоплены слезами. Губы еле слышно прошептали: «Я люблю тебя больше жизни… Хочешь — убей». И это также было правдой. Жгучие сверкающие капли стекали из-под ресниц, оставляя саднящие дорожки на прекрасном лице.

Трандуил смотрел в искажённое мольбой и болью лицо, и пламя ненависти стало гаснуть, уступая место нежности. Короля удивила покорность этого сильного мужчины, и он почувствовал: тот тоже страдал — возможно, не меньше его самого — от последствий собственных поступков, часть которых при желании можно было объяснить безумием любви и ревности.