Причины отделения

– Такие вот швырнули меня на полгода за решетку по «Делу Генеральных» и не выпустили бы. То же и во время боев. Не думали пощадить – так почему я должен?

– Из-за обиды вы готовы опуститься до их уровня?

Майк глотнул воды из бутылки.

– Какие обиды? Представьте: в родной дом к нам вломились, все вверх дном перевернули – и ради чего? Ради золота? На сколько его земным сатрапам хватит? На год, полгода? А сколько людей убили, сколько инфраструктуры разнесли в щепки?

Отец Алекс сел на скамью и облокотился на колени.

– Могли бы просто сказать: «Да. Я с ними на одной доске».

– О’кей, взглянем с вашей позиции, хотя мне она не близка. Наказать нужно и по вашим меркам. Сроком ли, смертью, если дозволено – не важно. Что же, выходит, у вас для меня планка выше?

– Вы читали, что я прислал?

– Читал.

Отец Алекс посмотрел с издевкой.

– Честное слово?

– Ну… глянул.

– Глянули?! Майк, там же не весь катехизис! Даже не глава, а один, всего один отрывок! Для чего тогда просить моего совета, скажите на милость, если вам неинтересно?

Майк пристыженно отвернулся.

Отец Алекс покачал головой.

– Вот самое важное. – Он с закрытыми глазами зачитал по памяти: – Власть не извлекает моральную легитимность из самой себя. Она не должна вести себя деспотически, но должна действовать ради общего блага как нравственная сила, опирающаяся на свободу и сознание принятых обязанностей и тягот[9].

Он открыл глаза и впился ими в Майка.

– Хотя бы с этим вы согласны?

– Предположим, – угрюмо буркнул тот и глянул на часы: две минуты прошло. Он лег на скамью для очередного подхода.

Отец Алекс опять вздохнул.

– Тысяча девятьсот третий параграф я наизусть не помню, но там, кажется: пользование властью законно только в том случае, если оно направлено на достижение… вроде бы всеобщего блага… и если для этого применяются нравственно… нравственно… нравственно приемлемые средства.

Майк положил штангу.

– Поясните про средства.

– Отрубите руку ребенку, укравшему с прилавка яблоко?

– Нет, конечно.

– Рад слышать. А взрослому?

Он замялся.

– По договору ни один субъект права не уполномочен…

– Уймите свой анархо-капитализм, честное слово! – не выдержал отец Алекс. – У вас яблочный прилавок и право выносить приговор. Отрубите руку взрослому? Только избавьте от субъектов и права!

Майк сел на скамье, прервав жим.

– Нет, минуточку. При наличии двух юридических организаций вторая при желании может оспорить…

– Боже милостивый, Майк! Тут не приписка мелким шрифтом, а вопрос этики! Есть ли у человека право – моральное, моральное! – рубить руку за кражу яблока? Пусть даже договор позволяет. Да или нет?

Майк поморщился. Софистика. Болтология.

Отец Алекс потер подбородок, возвращая себе самообладание.

– У меня такое чувство, Майк, что вы рисуетесь своей непреклонностью. Перед кем? Зрителей нет, оценить некому. Повторяю условия задачи: прилавок, топор, рука. Отсечете?

– Рисуюсь, значит? – Майк не сдержал улыбки.

Ясно, чем отец Алекс так запал в душу Дарси: насквозь тебя видел. Майк вздохнул.

– Ну, скорее нет.

– Хорошо, – кивнул преподобный и подался вперед. – А почему? Договор велит рубить – почему нет? Любые доводы, побудьте адвокатом дьявола. Вы умеете отстоять позицию, смелее.

– Ну, может, он по уважительной причине украл яблоко. – Майк пожал плечами.

– Так. Еще?

– Может, не он украл.

– А у нас есть запись.

– Запись и подделать можно. Руки рубят только варвары. Халифат, к примеру.

Отец Алекс встрепенулся.

– Вот! Молодец! Это варварский поступок. Изувечение – это прямое надругательство над человеческим достоинством. Посягни на неприкосновенность чужого тела – и в тот же миг из временного носителя власти превратишься в деспота… Ну, и самое главное…

– Что?

– Сделанного вспять не обратишь!

Майк какое-то время молчал.

– Хотите сказать, казнить тех, кто пришел к нам красть, порабощать и убивать – что отрубить руку вору?

– Нет. Хочу сказать, что это хуже.

Майк только фыркнул.

– Не фыркайте, артист. Вы и сами понимаете, что я прав. А почему я прав?

Долгое молчание.

– Потому что вместо руки я отниму жизнь.

Отец Алекс показал всем видом: «ваши слова, не мои».

Майк тряхнул головой, но тягостное чувство не покидало. У Лероя с миротворцами кровь на руках, кровь его товарищей, вот и пусть заплатят своей. Отец Алекс донес дельные мысли, но в отрыве от общей картины.

– Ей-богу, преподобный, воздух сотрясаем. Фурнье с МК нарушили военные законы, погубили тысячу жизней.

– Сами сказали, руку отсекает варвар – и теперь привели конкретные примеры варваров. В чем здесь опровергающий довод, скажите на милость?

Нет, откровенное словоблудие. Головорезы и воры вломились в Аристилл, разрушили столько жизней – и им все сойдет с рук? Сколько можно, уже тошнит.

– Тьфу, засиделся, – взглянул он на часы. – Мог бы доделать жим и перейти к приседу.

Майк отодвинул лавку от силовой рамы и намотал еще резинок на гриф с одного края. Отец Алекс зашел с другого.

– Сколько?

– Сто кило.

Священник набросил четыре резинки.

Майк уже хотел сесть под гриф, как на полпути развернулся.

– Вы понимаете, сколько грамм в месяц стоит содержать и кормить заключенного? У меня столько золота нет.