Первым делом любой артефактник учится читать ауры вокруг себя. Это требует концентрации и знаний, поэтому состояние чтения можно назвать легким трансом. Приходиться отключать большую часть внимания и перебрасывать все силы на внутреннее зрение мага.
С домом, его окрестностями и даже с полем мира все оказалось как нельзя лучше. Никаких следов моего очередного косяка! С одной стороны, это обрадовало, ибо я не успела наломать дров. А с другой, беспокоило, потому, как причин такой кристальной первозданности может быть только две: либо я сама все за собой прибрала после работы над вступительным артом — что вряд ли; либо я так долго была в спасительной отключке, что дедушка успел исправить все мои грехи.
Я села на кровати и осмотрелась. Меня переодели в сорочку, но в остальном я не заметила никаких признаков вмешательства целителей. Не было передвинутой мебели, как если бы ко мне приставили знахаря, чтобы следил за изменениями состояния. Не было присутствия целительной магии, на которую у меня нюх. Не было склянок на столах и прочего, что выдавало бы бурную деятельность по лечению меня непутевой.
Так же в комнате не нашлось и моей тени, что меня не удивило. Сначала хотела позвать Даремора, но остановилась. Несмотря на то, что под магическим зрением все было идеально, я все-таки нашла отличие. Мои ногти на руках и ногах стали черными. Нет, разумеется, любой разумный может легко изменить свою внешность — искусство морока доступно почти всем расам. А там, где недоступно оно — подойдут зелья, порошки и артефакты. Но вот природное изменение структуры тела — совсем другое дело. Черными глазами, ногтями, волосами и кожей исконно обладают темные расы, то есть те обитатели Аарды, что ведут свою историю на крови, смертях и жизнях других. Например: вампиры, темные эльфы, оборотни. Можно заработать изменения в теле, получив статус архимага, когда сама сила меняет плоть под себя. Так многие боевые маги обладают вертикальными зрачками. Но есть одна особенность — у любого изменения есть свои критерии.
У меня были не просто черные ногти. Они стали мерцающе-черными. Цвет был почти живой, дышащий — невероятно красивый цвет Первозданного Мрака. Я такой на нескольких артефактах в хранилище дедушки видела. Если у меня такие ногти, как у… Значит, я…!
Я смотрела на свои руки, вглядывалась в мерцание и искала следы чужой шутки. Но цвет не был иллюзией. Не был фокусом и трюком. Не был следом проклятья или последствием лечения. И как только эта мысль улеглась в сознании — я взвыла. Громко и с чувством!
— Не может быть! Быть не может! — орала я, вскакивая с кровати.
Рядом с окном я давным-давно спрятала большое зеркало за тяжелой портьерой. Дедушка, как, впрочем, и слуги, о нем знал, но никогда не ругал за маленькие шалости с ним. Сейчас я просто оторвала штору и уставилась на себя.
Ну, что сказать? Для начала — к Праху отправились мои волосы. Нет, не то чтобы я совсем облысела, скорее просто прилично укоротилась длина. Примерно до линии подбородка, а на затылке и того короче стали. Цвет сменился на насыщенно-перламутровый. Глаза стали такого ярко-голубого оттенка, какой редко встретишь даже среди драконов. А в центре зрачка появился белоснежный отсвет чистой магии. Я знала, что значит каждый из этих отметок на теле в отдельности. Но вот коктейль из них, к тому же в собственном теле, увидела впервые.
— Что все это значит? — растерянно пробормотала я.
— Ты, правда, хочешь знать? — спросили от двери.
Я резко обернулась на незнакомый голос. На пороге стол высокий стройный юноша, лет семнадцати. С густыми темно-синими волосами, печальной полуулыбкой на тонких губах и явно аристократичными, плавными чертами лица. И такими, до боли, знакомыми глазами.
— Д-де-ду-шка? — не поверила своим глазам.
Он пожал плечами и развел руки в стороны.
— Как видишь, — проговорил он и снова улыбнулся, только в и этот раз улыбка вышла тоскливой.
— Я брежу! — решила я. — Наверное, сильно треснулась головой об пол, когда падала. Или же решила сойти с ума, как все доблестные представители моего рода.
— Ну, не клевещи на предков! Далеко не все они сбрендили, — внес поправку юноша, входя в комнату. — А вообще-то, мне больше всего на свете хотелось бы тебе сказать, что все это — лишь дурной сон. Я сам желал бы проснуться от него. Но это, Линочка, реальная реальность.
Он крепко обнял меня, и я почувствовала знакомый древесный аромат от его волос и одежд.
Я ткнулась носом в его темно-зеленый камзол и некоторое время просто стояла. Надо было все уложить в голове до того, как он скажет то, что я и так уже знаю. Но отказываюсь признавать.
— Расскажи, — наконец, попросила я.
Юноша кивнул и, крепко сжимая мою руку, повел из комнаты. Дед никогда еще на моей памяти не применял иллюзию омоложения к себе. Всегда говорил, что в каждом возрасте есть свои плюсы, и жизнь дается для того, чтобы вкусить каждый ее период. Поэтому от удивления не сразу заметила странность. В доме не было никого. Огромное родовое поместье — и ни одной живой души.