Приданое для Царевны-лягушки

- Подождите, может быть, холодильник? - внедрился в спор Платон. - Есть такой анекдот про чукчу с холодильником. Там вся суть в том, что температура в холодильнике плюс пять, понимаете? - Платон сбился, видя одинаково снисходительное выражение на лицах братьев, - ну, в общем, в холодильнике теплее...

- Ну ты, Тони, странный какой, - удивился Веня. - На кой черт чукче холодильник? У него в чукляндии и так один лед кругом!

Братья замолчали. Платону стало вдруг нестерпимо грустно.

- Ваш отец... - Платон задумался, обнаружив вдруг в горле спазм, с которым еле совладал. - У Бо-гуслава тоже была любимая книжка. Он ее выучил почти наизусть.

- А нам потом рассказывал на ночь, - тяжело вздохнул Федор, кивая головой.

- Ага, - невесело поддержал его Веня. - Рассказывал одно и то же, как молился. Я до десяти лет думал, что это молитвы такие из Библии. Облажался в первом классе на уроке. Учительница спросила, что мы знаем о боге, я на память зашпарил ей бормотания отца на ночь вместо сказки. "Трудится он, когда ничего не делает, ничего не делает, когда трудится. Бодрствует во сне, спит бодрствуя, с открытыми глазами, опасаясь ночного нападения Колбас, исконных своих врагов. Смеется, когда кусается, когда кусается - смеется. Купается на высоких колокольнях, сушится в реках" (Фр. Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль"). Хохоту было...

- Это же Постник, - улыбнулся Платон. - Это не о боге, а о Постнике.

- Я тоже помню! - повеселел Федор. - "Если Постник сморкается - это соленые угри, если дрожит - это огромные пироги с зайчатиной, если чихает - это бочонки с горчицей". Надо же, - удивленно повертел он головой, - как все хорошо запомнилось. Анкл, может, хоть ты, наконец, нам скажешь, кто такой Постник?

- А также, кто такие - Мухолов, Живоглот, Брюльфер, Алькофрибас, - грустно перечислял Веня.

- Это имена из родословной великана и обжоры Пантагрюэля, сына Гаргантюа, - охотно объяснил Платон, и вдруг, неожиданно для себя, все вспомнил! Гаргантюа был повелителем Утопии, когда ему исполнилось пятьсот двадцать четыре года, у него родился сын Пантагрюэль, огромный и тяжелый ребенок...

- А Панург? Помнишь Панурга? - Федор положил на стол руки и подался к Вениамину.

Платон посмотрел на братьев, удивленный их детской неприкаянностью и нервическим отчаянием в голосе.

- Еще бы не помнить! Как говорил отец - это классика: "Панург с детства страдал ужасной болезнью - отсутствием денег".

Они засмеялись, толкая друг друга.

- И ему... "ему были известны шестьдесят три способа добывания денег!.. давился смехом Вениамин, - из которых самым честным являлась обыкновенная кража".

- Когда Федору исполнилось шесть лет, Богуслав подарил вам опасную игрушку - Большой Шантельский Арбалет, как он это называл, - грустно улыбнулся Платон.

- Я помню! - кивнул Федор. - Отличная стрелялка - типа лука, но с пружиной. Нажимаешь на кнопочку - шлеп!

- И что мы с ней делали? - улыбаясь, поинтересовался Веня.

- Перестреляли всех птиц в округе, - вздохнул Платон. - Но не все так грустно. Я думаю, вы до сих пор помните греческий.

- Чего? - нахмурился Федор.

- Я сказал, что ты немного знаешь греческий. Как будет "крепыш"?

Федор смотрел, не понимая. Веня толкнул его локтем.

- Эсфен, - сказал он. - А Карпалим - это стремительный.

- Колбасорез и Сосискокромс смешнее! - перебил его Федя.

- А Подлив, Брюквожуй, Сардин-Гарнир? - заходился хохотом Веня.

- А Гимнаст - это тоже из этой книжки? - поинтересовался сквозь смех Федор.

- Да, он сопровождал Пантагрюэля в плавании и в сражениях, - кивнул Платон, чувствуя, что больше всего ему хочется, чтобы братья стали малышами и он, как когда-то, посадил бы племянников к себе на колени и хотя бы на несколько минут завладел их воображением до открытых от изумления ртов, до рабского обожания в глазах.

- И меч Гимнаста в книжке назывался "Поцелуй-меня-в-зад"? - Веня не мог унять нервический хохот. - Я думал, что отец издевается, когда показывал на Гимнаста в саду и спрашивал: "Где твой меч, Гимнаст? Где твой "Поцелуй-меня-в-зад"? Ты поменял его на грабли?"

Платон застыл, утопив сердце в печали воспоминаний. Почему-то никогда не приходило в голову, что его садовник Гимнаст называется так не только оттого, что в юности был известным гимнастом, а как оказалось, Богуслав из-за книги о толстяках так назвал подобранного им калеку, выброшенного из спорта! Он надеялся на пожизненную собачью преданность хромого калеки, но Гимнаст попросился приживальщиком к Платону в Ленинград, когда братья рассорились.

"Неблагодарная свинья! - кипятился тогда Богуслав. - Я подобрал его, запойного, на улице, и что получается? Отожрался, отоспался - и бежать от меня? Никогда больше не поверю тощим!"

- Точно, - кивнул Платон, чувствуя, что сейчас расплачется. - Он... Богуслав всегда доверял толстякам больше...

- Ну да, а вообще толстяки появились на свет оттого, что Каин убил Авеля, так? - ехидно поинтересовался Федор.

- При чем здесь Каин и Авель? - опешил Платон.