Приданое для Царевны-лягушки

Платон обшарил свои карманы. Потом - сумку у ног спящего Федора. С недоумением несколько секунд разглядывал огромный пистолет со странно длинным дулом, потом опять зарыл его в полотенце. Телефон лежал в наружном кармане сумки. Платон чуть не взвыл от досады: это был не его аппарат! Значит, номер с нажатием пятерки не пройдет. А наизусть он, конечно, его не запомнил! Только было он собрался бросить телефон на пол и растоптать его от досады (краем сознания отмечая, что раньше подобных нервных срывов у него не замечалось), как телефон тихонько тренькнул у него в руке.

- Але! - осторожно произнес Платон. - У аппарата.

- Платон Матвеевич, не нервничайте, пожалуйста.

- А кто вам сказал, что я нервничаю? - стараясь успокоить задрожавшую нижнюю челюсть, удивился Платон.

- Сядьте в кресло. Не туда! - вдруг приказал голос, когда опешивший Платон начал было устраивать свой зад рядом со спящим Вениамином. - Сядьте через проход. Я вас слушаю.

- Вы меня слушаете?.. Но это же вы позвонили, я ничего не понимаю!

- Нет, Платон Матвеевич, это вы искали телефон, чтобы позвонить нам.

- Кому это - нам? - подозрительно прищурился Платон, привстал и оглядел салон самолета.

- Нам, то есть Коле Птаху. Расскажите о своих проблемах.

- Это у вас проблемы, а не у меня. Почему вы не дали задержать братьев, когда они разбили машину? Что это за игры такие? Вы доиграетесь!

- К делу, Платон Матвеевич.

- А я давно в деле. Я говорил, что пристрелил кошку? Говорил?

- Попали?

- В глаз! Зажмурившись. Это, наверное, у меня от страха получилось. А теперь я лечу в Ялту, чтобы убить Пряника.

- Пряника?

- Нет, постойте. Может быть, Пончика, я не уверен.

- Вы не волнуйтесь, Платон Матвеевич.

- Как же мне не волноваться! - Платон.опять вскочил, уже твердо уверенный, что разговаривающий с ним человек находится рядом в салоне. - Вы должны принять меры! Мои племянники почему-то вбили себе в головы, что я суперкиллер! Кошка на дороге под ногами - это одно, а охраняемый человек в гостинице - это совсем другое! Да если я начну палить из этой страшной штуковины, которую они держат в сумке, то могу ранить массу народа!

- Мы что-нибудь придумаем. Вспомните, пожалуйста, гостиница точно в Ялте?

- А вот не поручусь! Я не могу ничего толком вспомнить, потому что меня напоили. Прошу вас, снимите нас с самолета в аэропорту и арестуйте! У меня нет визы на Украину. Арестуйте хотя бы меня одного, раз уж вы решили не трогать моих племянников!

- Платон Матвеевич. Мы сделаем так. В аэропорту вы сядете в машину...

- В вашу машину? - перебил Платон.

- Вы сядете в машину с племянниками, поедете к гостинице, в нужный момент возьмете предложенное оружие...

- И сдамся первому же милиционеру?

- Нет. Возьмете оружие. И когда вам покажут объект, выстрелите в воздух. Один раз. Запомнили?

- Один раз, запомнили... - пробормотал Платон, еще не веря в услышанное. Но как же?.. Гудки в трубке.

- Это невозможно, - подвел итог Платон. Прошел, шатаясь, в хвост самолета, внимательно осмотрев укрытых с головой пледами попутчиков. Потом раздвинул малиновые шторки и обнаружил за ними дремлющего на стульчике настоящего стюарда в белом и с бабочкой из того же малинового материала, что и шторы.

- У вас есть ракия? - строго поинтересовался Платон.

Стюард молча протянул плоскую бутылочку коньяка. Осмотревшись и не обнаружив ничего, куда можно было бы налить коньяк, Платон поделил его на глотки из горлышка.

На шестом глотке он добрел до кресла рядом с Федей и с облегчением привалился к его плечу своим.

Дорога к Ялте сияла солнцем и прозрачным обжигающим небом. Платон пришел в себя на шоссе. Он лежал на заднем сиденье довольно большого автомобиля, братья сидели впереди, вел Федор. Судя по количеству децибел, которые долбили по мозгам из невидимых колонок, спрашивать о чем-то племянников было бессмысленно, Платон осторожно сел и стал смотреть в окно, отслеживая все попадающиеся на пути рекламные стенды и дорожные указатели.

- "На Харькив", - удрученно прочитал он вслух. - Что происходит?..

Осторожно ощупав голову, Платон убедился, что она не раздулась в несколько раз, как ему показалось, когда он сел, и из ушей ничего не свисает.

Братья заметили, что Платон проснулся, и выключили музыку. Платон удивился: стало очень тихо, и звук вылетающих из-под колес камушков резал по мозгам скрежетом куда более неприятным, чем только что громкие ударные.

- Тони, - повернулся к нему Веня, - ты чем охлупляешься?

- Охлупляюсь?.. Ну, чем я могу охлупляться, Дайте подумать... Сдаюсь.

Что-то неприятно давило в левую ягодицу. Повозившись, Платон вытащил из-под себя пустую плоскую бутылку из-под коньяка и обнаружил, что брюки и сиденье мокрые.

- Я разлил коньяк, какая жалость! - понюхал бутылку Платон.

- Нет, Тони, до этого не дошло. Не огорчайся так. Коньяк ты весь выпил, а штаны просто обо-ссал, - утешил его Федор.

- Как?.. Что?.. - обомлел Платон.

- Извини, Тони. Мы сунулись в пару бутиков по дороге, чтобы сменить тебе штаны, но ничего не вышло, - виновато сказал Веня.