Приди и помоги. Мстислав Удалой

Видя, что ничего другого делать не остается, Владимир Рюрикович повел свой полк туда, где над войском противника поднималось знамя с белым орлом. Уже можно было разглядеть, что ляхи начинают встречное движение, по ходу растягивая свои ряды. Понимая, что их больше, они решили поступить со всей возможной простотой — сблизившись с противником, охватить его спереди и с боков, отрезав все пути, кроме отступления.

Мстислав Мстиславич, отделив свой полк, направил его в сторону угорских знамен. Половцы, все так же держа начальное расстояние, приняли вправо, вслед за полком Удалого, словно давая всем, кому было видно, понять, что они отказываются поддерживать Владимира Рюриковича. Без сомнения, ляхи увидели это и оценили — их движение навстречу смолянам ускорилось, и торжествующий победный крик понесся над полем.

В полку Мстислава раздалось несколько недоуменных восклицаний. В самом деле — все выглядело так, будто князь Владимир брошен на произвол судьбы. Удалой резким окриком заставил всех замолчать.

Дальше он стал делать нечто совсем непонятное. Справа от его полка, удаленный от угорского войска, возвышался небольшой холм, поросший редким лесом, ограничивающий плоскую равнину. Если встать на этом холме, то можно увидеть перед собой как на ладони и угров, изготовившихся к нападению, а вдали — ляхов, все ближе и ближе подходящих к полку Владимира Рюриковича. Но встать на этом холме, с которого все так хорошо видно, значило уклониться от битвы. Тем не менее Мстислав Мстиславич именно туда повел свой полк, и вслед за ним пошли половцы.

Все так же не позволяя своим воинам выражать сомнения, Удалой велел двигаться к холму как можно скорее — для этого ему пришлось даже, покинув место впереди полка, заехать в тыл и, грозя мечом, гнать недоумевающий полк, словно стадо. Ему повиновались — так он стал страшен.

У подножия холма, приказав всем подниматься на него и выстраиваться в оборонительный порядок, Мстислав Мстиславич подозвал к себе Никиту. Сам смотрел туда, где вот-вот должна была произойти сшибка Владимира Рюриковича с белым орлом.

— Никитушка! — сказал он мечнику озабоченно. — Теперь на тебя моя надежда. Поезжай-ка ты к князю Владимиру, если не успеешь и бой у них начнется — все равно до князя доберись. И вот что ему скажи. Он, поди, гневаться станет, а ты скажи: князь, мол, Мстислав все видит, все знает, как ему тяжело одному. И скажи, чтоб не очень крепко стоял. Понимаешь меня?

— Что ж — сказать, чтоб бежал, что ли? — удивленно спросил Никита. — Он же меня мечом ударит, княже.

— А ты скажи так, чтоб не ударил. — Мстислав Мстиславич был спокоен, и его спокойствие понемногу передавалось мечнику. Князь знал, что делал! — Зачем — бежал? Не бежать, а скажи — пусть отступит немного. Главное — пусть у нас из виду скроется. Там, в бою, говорить долго некогда, вот ты и придумай, как ему сказать, чтобы он сразу понял. Сделаешь?

— Сделаю, княже. — Никита, кажется, начинал понимать, что задумал князь.

— Ну, а как сделаешь — назад возвращайся, — велел Мстислав Мстиславич, и мечнику даже почудилось, что он улыбается слегка. — Да скорей возвращайся. Без тебя ничего начинать не станем.

Никита, нахлестывая коня, помчался в сторону разгоревшейся битвы. Странно было ехать одному через широкое поле, чувствуя, что к тебе прикованы сотни глаз — и своих и чужих. Впереди уже шла сеча, слышался звон мечей, нестройные крики и испуганное конское ржание. Ехать туда одному, провожаемому взглядами, было как-то жутковато.

Впрочем, он был в поле не один. Ему навстречу, от места схватки смолян с ляхами, торопился всадник. Свой, определил Никита.

Поравнявшись друг с другом, они придержали коней. Смоленский дружинник был взбудоражен, растерян. Левую руку держал на весу — наверное, успел получить пару ударов, прежде чем его послали к Мстиславу Мстиславичу — выяснить, в чем же дело.

— Что вы там? — испуганно закричал на Никиту смолянин. — Что творите? Нас рубят, а вы что? Князь велел…

— Поехали! — оборвал его Никита. — Мне к твоему князю и надо. Поехали, покажешь, где он.

Вдвоем ехать было веселее. Уже ясно различались враги — всадники, у которых за спинами было приделано что-то вроде крыльев. Белые перья, казалось, горели в лучах утреннего солнца, и Никита, чувствуя рядом дыхание смоленского дружинника, вдруг словно забыл о князевом поручении и страстно захотел, вытащив меч, ворваться в ряды противника — и рубить, рубить по этим самым крыльям! Но вовремя спохватился.

— Где князь? — крикнул он смоленцу. — Куда ехать? Покажи!

Тот без разговоров подал знак: следуй за мной. И стал забирать влево, огибая дерущихся, стараясь заехать своим в тыл. Проскакав немного за дружинником, Никита и сам увидел князя Владимира. Тот о чем-то кричал двум совсем юным отрокам — видимо, прогонял их с поля. Никита узнал обоих — это были два Ростислава, племянники Удалого. Они пытались протестовать, но видно было, что оба испуганы. Немудрено было испугаться мальчикам в такой неразберихе!

Завидев подъезжающего Никиту, Владимир Рюрикович узнал его и забыл про юношей.