Приди и помоги. Мстислав Удалой

— Что князь думает? — заорал он. — Все войско так погубит! Почему не начинаете?

Никита приблизился. Оба Ростислава разглядывали его во все глаза. Среди общего отчаяния он поразил их своим спокойным видом.

— Князь Владимир! — сказал Никита, поднимая руку, будто останавливая князя. — Погоди сердиться! Князь тебе слово велел передать.

— Говори!

— Он велел, чтобы ты, князь Владимир, не крепко бился. Отступай понемногу, пожалуйста.

— Почему мне отступать? — Владимир даже ощерился.

— Погоди, князь Владимир. Вам — ляхов на себя выманить. Подальше их увести отсюда. Понимаешь? Увести ляхов туда. — И Никита махнул рукой в ту сторону, откуда сначала наступало все войско. — Отступай, пожалуйста, князь Владимир. Он так велел.

Владимир Рюрикович смотрел на Никиту, смотрел — и все вдруг понял. Он резко повернулся и стал пробиваться в гущу своего полка. Оба Ростиславича не решились последовать за ним. Они-то понимали только одно — враг превосходит числом, и если не побежишь, то можно погибнуть. А юношам погибать совсем не хотелось.

Никита тоже стал разворачивать коня. Пора было возвращаться к своим.

— Ну, прощай, брат! — крикнул он смоленцу, который все еще стоял тут же, рядом, и тоже, кажется, понял замысел Мстислава Мстиславича. — Прощай! Может — свидимся!

И кинулся через поле к дальнему холму, казавшемуся отсюда совсем маленьким и невысоким.

Оглядываться было некогда. Угорские стяги, поднимающиеся над войском — темной полоской вдали, — отчетливо двигались. Значит, угры, видя, что полк Владимира Рюриковича отступает, не выдержали и пошли. Следовало Никите торопиться, чтобы поспеть к князю до того, как начнется самое главное. Он безжалостно хлестал коня, надеясь, что конь не обидится и в бою станет слушаться его по-прежнему. По ровному полю гнедой летел как птица, словно догадываясь, что от его быстроты многое зависит.

Пригибаясь к холке, Никита мог лишь изредка взглядывать на холм. Но успел заметить, что войско еще не тронулось и многие ему машут призывно. Получалось так, как обещал Мстислав Мстиславич: они не начинали, пока он не подъедет.

Князь и вправду ждал. Ни о чем Никиту не стал спрашивать, лишь кивнул удовлетворенно. Только теперь, взобравшись на пригорок и став рядом с князем, Никита вгляделся и увидел, что задание он выполнить сумел: смоленский полк отступал. Не бежал в беспорядке, как это бывает, а именно отступал, оказывая противнику небольшое сопротивление и тем самым связывая его. Ляхи не могли отстать от князя Владимира и, оборотившись, прийти на помощь уграм, не опасаясь немедленного удара в спину. Бой уходил вдаль и вот-вот должен был скрыться из виду.

Теперь самое время было обратить внимание на угорские полки. Никита заметил, что князь Мстислав тоже смотрит в ту сторону. Не хватало терпения у них! Покинув свое место, на котором они, наверное, надеялись встретить русский удар, враги выбежали в поле и сильно растянули строй. То, что называется, захотели поймать двух зайцев — и ляхам-союзникам подсобить, и этих, что на холме рассчитывают отсидеться, тоже побеспокоить.

Обернувшись на половецкое войско, расположившееся возле холма со стороны, дальней от угров и, таким образом, ими не видимое, Никита даже присвистнул: половцы уже были готовы к удару, обнажили свои кривые сабли и хищно подобрались в седлах. Буркан во все глаза смотрел на Мстислава Мстиславича, ожидая от него знака.

Князь привстал на стременах.

— За мной, братья! — закричал он, выдергивая меч из ножен. — Покажем им, собакам, как биться надо!

Русские тоже были готовы к битве. Со страшным ревом полк ринулся вниз с холма. Никита старался не отставать от князя. Все его существо охватил неодолимый восторг причастности к могучей праведной силе, перед которой никто не устоит, не может устоять! Ощущение восторга было таким мощным, что впору не драться, а заорать во все горло и дать волю наплывающим изнутри горячим слезам.

В чувство Никиту привел многоголосый половецкий визг, оглушительно ударивший в ухо слева. Это воины Буркана, обогнув подошву холма, соединились с русскими и тем самым, несомненно, удвоили в глазах угров силу, на них наступающую. Теперь Никита знал одно — какое-то время будет только рубка, и ничего больше. Князю будет некогда оглядывать поле битвы и придумывать новые ловушки врагам. Дело было за русскими мечами и половецкими саблями.

Не отпуская князя от себя далеко, Никита напряженно всматривался в рушившийся на глазах вражеский строй. Обязанности мечника и охранителя княжеской жизни заставляли его определять — кого выбрал Мстислав Мстиславич жертвой в первую очередь и насколько это опасно. Князь ведь всегда желает сразиться с самым сильным врагом и когда-нибудь может наскочить на бойца, превосходящего его в умении драться. В таком случае Никита должен был хоть свое тело подставить, а князя закрыть.

Но это, видимо, должно было случиться как-нибудь в другой раз. Угорские воины были явно растерянны и уже перед схваткой больше думали о защите, чем о нападении. Они вдруг начали сбиваться в одну кучу, выставляя вперед копейщиков.