Приднестровский беспредел

Не раздумывая, Миха кинулся на него. Парировав тычок автоматного ствола, он оседлал румына и несколько раз изо всех сил смазал ему по лицу. Но румын, даром что тонкокостный, оказался не на шутку живучим. Он вертелся под Михой, как уж на сковородке, бил руками и ногами и все норовил заорать. Михин автомат улетел от удара куда-то в темноту, потом, получив кулаком снизу в челюсть, Миха чуть не последовал за своим «калашом». Но удержался. Уже не помышляя о том, чтобы вырубить румына ударами в лицо, Миха просто ухватил его за горло и давил, давил пальцами на скользкое яблочко. Это была ужасно неприятная процедура — медленно-медленно лишать человека жизни. Проще бы чикнуть разок штык-ножом… Но до штык-ножа было не дотянуться.

А потом, когда румын до крови расцарапал ему лицо, и на губах появился вкус крови, Михее стало гораздо легче. Ярость и ненависть легко дают нам право на то, чего никогда не разрешают человечность и цивилизованность. И Миха, позабыв обо всем вокруг, жал на податливую шею, пока румын не захрипел, и дальше, пока руки его не сползли безвольно и не обмякло тело. Потом, когда дело было сделано, Миха достал штык-нож и — чтоб без осечки, чтоб наверняка — воткнул широкий клинок румыну в горло. Хрип выталкивающей кровь аорты заставил его задрожать. Он торопливо поднялся, несколько раз воткнул штык-нож в землю, чтобы стереть чужую жизнь, и стал наощупь искать в темноте автомат. Найдя, подобрал, взял и ствол часового и, пошатываясь, побрел по окопу туда, где были свои…

«Штуны» установили на длинном участке окопа несколько «лимонок» на растяжках. Потом, немного оттянувшись от окопа, залегли.

— Ну что, пора будить? — пробормотал Саша, доставая лимонку и срывая кольцо. — А то что-то заспались, друзья-товарищи…

В ночной тишине оглушительно грохнул взрыв. Через несколько секунд послышались резкие слова команды и топот многих ног.

— Все, уходим!..

В этот момент в окопе взорвалась первая граната. Беспорядочно затарахтели автоматы, швыряя в черное небо пышный фейерверк трассеров, заорали с болью и ужасом чужие голоса, а «шатуны» сломя голову неслись к своим окопам. Потом за спиной снова грохнуло. Потом еще…

Они уже спрыгнули вниз, за бруствер, а в румынских окопах все еще рвались гранаты…

Когда «шатуны» ехали домой на своем «КРАЗе», Миха заметил, что у него дрожат руки. Шутка ли: убить человека голыми руками! Ладно бы — из автомата. Это — дело привычное, уже приходилось. А вот голыми руками, вот этими самыми руками…

И тогда Миха неожиданно вспомнил Ваську Волка…

Это было в Чите, городе железном. В недоброй памяти дисциплинарном батальоне. Васька Волк — щуплый, невзрачный парнишка с гладким лицом без малейших признаков растительности и тонкими музыкальными кистями — был Михиным соседом по койке. Маленький, жидковатый, казавшийся смешным в не по размеру большой форме, «дизель» — на первый взгляд ничего примечательного. Вот только глаза… Светло-голубые навыкате, студеные как лед, они смотрели на мир, не мигая, и даже от случайного их прикосновения становилось холодно. Только два выражения бывали в них и сменяли друг друга в случае необходимости. Только два выражения — равнодушие и ненависть.

Васька Волк всегда был спокоен, как снежный торос где-нибудь на бескрайних арктических просторах, и точно так же бесцветен. Никогда никакие эмоции и чувства не оставляли следов на девственной белизне полярного наста. Ни тогда, когда Хер, взводный, до потери пульса имел «дизелей» на плацу, ни тогда, когда кто-нибудь из «восточных братьев» окончательно терял нюх, ни в каком другом из подобных случаев, на которые так щедра «дизельная» жизнь. И не потому, что Васька научился сдерживать эти чувства и эмоции, а потому, что у него их, кажется, просто не было. Он ни с кем не дружил, ни с Кем не общался, кроме как по необходимости, на вопросы отвечал односложно и ровно.

Миха всегда смотрел на Волка с любопытством. «Бог ты мой, это ж механизм какой-то!.. Дюралевая конструкция, а не человек…» Но любопытство вызывали именно внешние реакции Волка. Миха сперва думал, что Васька просто играет, пантуется, а прижми его житуха покрепче, сразу желеобразное человечье нутро выдавится наружу, как у раздавленного помидора. Думал так и поэтому наблюдал за Волком пристально и ждуще в предвкушении шоу. Оттого и Васькины внутренности Миху до поры, до времени не интересовали: мол, когда выдавятся, тогда и посмотрим, что ты за подарок… Но однажды настал день, в который Миха понял: это, у Волка, — не панты…

Как правило, почти каждое экстраординарное событие — всего лишь результат случайного стечения обычных, ничем не примечательных обстоятельств, каждое из которых само по себе не имеет и грамма взрывной силы. Михе это напоминало размножение на планете, где существует не два а, скажем, пять полов. И даже если вместе соберутся жаждущие особи четырех из них, что бы они не делали, без пятой составляющей детеныш не родится.

То же самое и с экстраординарным событием, с тем, что в официальном языке именуется «ЧП» — Чрезвычайным Происшествием.