Придворное общество

«Третье сословие» — это уже вовсе не настоящее сословие, но сборище различных профессиональных групп, общественная структура которых все меньше и меньше соответствует форме «сословия», поддерживаемой сверху. К этому «сословию» в качестве самого низшего слоя принадлежит «народ» (peuple) — крестьяне, мелкие земельные арендаторы, мелкие ремесленники, рабочие, лакеи и другой обслуживающий персонал. Но к народу относятся также (вспомним о разделении «maisons particulières» на два класса, которое этому, по крайней мере приблизительно, соответствует) средние буржуазные слои, выстроенные в длинную иерархическую лестницу: купцы, предприниматели, адвокаты, прокуроры и врачи, артисты, преподаватели и священники, чиновники, служащие и приказчики (négocians, fabricants, avocats, procureurs et médecins, comediens, professeurs ou curés, fonctionnaires, employes et commis). Из третьего сословия выделяются, приближаясь к «дворянству шпаги» (noblesse d’épée), элитные группы — обладатели высших судебных и административных должностей, финансовые откупщики и пишущая буржуазная интеллигенция. Эти три группы обозначают одновременно три основных пути выдвижения бюргерства в сословное общество. Высшие магистраты издавна притязают на то, чтобы их приравнивали к дворянству шпаги. Финансовые откупщики должны довольствоваться тем, чтобы перещеголять его внешне. Энциклопедия ставит высших магистратов в один ряд с родовой знатью и даже с высшим духовенством[52]

. После смерти Людовика XIV верховные суды, прежде всего парламенты, уже могу в некоторой степени соперничать по власти с родовым дворянством и высшими магистратами. Но в абсолютистском механизме власти они ведь всегда представляют собою своего рода умеренно-оппозиционную власть. Они борются за признание своих притязаний на долю власти и за престиж своих кадров, но в полной мере они никогда не получают признания. В юридическом отношении они, при всех своих привилегиях, остаются все же — если не считать самых высших семейств, получивших дворянство при Людовике XIV, — представителями буржуазного сословия. Впоследствии элитная группа из их числа составила особого рода знать — «дворянство мантии» (noblesse de robe), — которая, несмотря на свою растущую власть, никогда не утрачивает обособленного характера чиновной знати. Также и в социальном отношении — как круг общения — дома «дворянства мантии» не играют такой роли, как дома придворной знати, по меньшей мере, в столице, о которой здесь только и идет речь. Придворная знать, как бы по сословной обязанности вынужденная и склонная к общительности, составляет в продолжение всей эпохи ancien régime, почти до самой революции, подлинное ядро «хорошего придворного общества» (bonne compagnie), «света». Это хорошее общество состоит из пересекающихся кругов общения. Центральную, наиболее уважаемою и задающую тон группу в нем образует высшая придворная знать. Скорее на периферии к «хорошему обществу» присоединяются круги общения финансистов. Если не считать некоторых перекрестных связей, как, например, салона президента Эно (Hénault), то магистраты — оплот янсенизма, который никогда не был всерьез воспринят в придворном обществе, — составляют в Париже отдельное салонное общество[53]

.

Прочие представители буржуазии, кто в XVIII веке вхожи в «свет», — прежде всего люди из среды буржуазной интеллигенции — принадлежат к нему, как правило, скорее как гости, чем как хозяева, и это имеет немаловажное значение для структуры этого «society». Светские общества собираются именно в особняках, а не в домах буржуа; именно там они находят условия для удовлетворения своих потребностей в общении, там формируются те качества, которыми удерживаются вместе и отличаются от нижестоящих слоев различные элементы «света»: единообразие умения «жить», единство культуры «духа» (esprit), изящество и утонченность «вкуса». Такими сразу видимыми и заметными свойствами люди, принадлежащие к «свету», выделяются из массы всех прочих людей. В связи с этим в «свете» формируется специфическое сознание престижа и представительности, которое мы уже обнаружили как определяющий фактор в устройстве дома. «Хорошее общество, — говорят Гонкуры, обсуждая самый большой и самый модный салон XVIII века — салон жены маршала Люксембургского[54]

, — было своего рода соединением обоих полов, целью которого было отличаться от дурного общества, от вульгарных объединений, от провинциального общества, а именно — отличаться совершенством приятных форм, утонченностью, обходительностью, любезностью манер, искусством такта и образом жизни… Внешний вид и поведение, манеры и этикет тщательно фиксировались „хорошим обществом“».

14.