Приеду к обеду. Мои истории с моей географией

Я знала, что, по индийской философии, чувственное удовлетворение гораздо раньше приводит к освобождению души, чем запрет на него. Познав свою сексуальность и полностью раскрепостившись, «просветленный» человек достигает такого состояния, когда секс уже не имеет никакого значения. Именно тогда, очевидно, и можно войти в храм. Никакие «левые» мысли уже не отвлекают. Камасутренных храмов в Индии огромное количество. Расплодились они в XIII веке, – построили их тогда целых 85 по всей стране – в то время сексуальные нормы были куда более либеральными, правилам секса обучали даже в школе, и главным учебником на этом уроке была «Камасутра», написанная еще за века до этого. А поскольку школы были редки и учиться там могли далеко не все, то храмы рассматривались как места не только поклонения, но и просвещения, обучения, в том числе и искусству любви. А куда ж еще можно было пойти со своими проблемами, с кем поделиться? С богами! В храм! Кроме того, индусы традиционно рассматривают секс как существенную часть жизни, поэтому считается, что изображение всех этих безумных оргий и эротических сцен – добрый знак, поскольку означает начало чего-то нового и, соответственно, новую жизнь.

А что у нас на Руси было в это время? Средние века, как, собственно, и везде. И еще татаро-монгольское иго, на минуточку! Ограничений на секс (хотя секса у нас никогда и не было, как вы помните) существовало очень много. Спать вместе, то есть сожительствовать, разрешалось только супругам, которые состояли в церковном браке и только ради продолжения рода, а не из-за похоти. Похоть вообще считалась смертным грехом. Воздержание было обязательным по церковным праздникам, в пост, по пятницам, субботам и воскресеньям. Ну и если условия эти супругами строго соблюдались, то на секс оставалось 60 дней из 365, причем только в «миссионерской» позе, лицом к лицу, все остальные позы считались извращениями. О том, кто когда «взошел на ложе», могли спокойно спросить на исповеди, да еще и наругать за провинность. Все это со временем и привело к тому, что сам секс перестал быть делом естественным и приятным, а перешел в разряд греховного и неприличного. С другой стороны, существовали очень странные зигзаги. Например, дочерей в XII веке на Руси выдавали замуж, начиная с 9 лет, и тогда «половую ответственность» брала на себя ее храбрая мама. Вот это уж я совсем понять не могу! А где был отец этой девятилетней малышки, пока его жена спала с зятем? Это разве не грех? Или такие фортели тоже как-то по-умному объясняли?

Ну это так, лирическо-половое отступление. Вернемся в индийский храм, где можно только смотреть, а фотографировать категорически запрещено. За порядком следят специальные охранники, обшаривают сумки, забирают фотоаппараты и выдают номерок, как в театре. И сразу, как я получила номерок, ко мне, как и в любом другом местном храме, подошел служитель в тоге, или, как я понимаю, надсмотрщик. Ни один чужак не должен оставаться в одиночестве, пусть даже на минуту. Речь служителя звучала торжественно и нескрываемо заученно, хотя иногда он чуть заметно улыбался, разглядывая вместе с нами эту древнюю порнографию – в те секунды мужчина над священником одерживал верх, хотя он пытался делать упор не на том, что именно изображено, а на архитектурных деталях интерьера.

– Все выполнено из цельных кусков гранита, мэм, ничего не добавить, не убавить, жизнь, как она есть, – прошамкал он и ласково положил руку на вполне безобидного саморазвлекающегося божка, хотя рядом были ядреные по накалу сцены с животными.

Наверное, все это можно было объяснять и читать, как серьезную философскую книгу, но рассматривать эти сценки было не совсем ловко. А жрец буднично скользил рукой по частям тела божественных скульптур, рассказывая о фронтонах и материалах, колоннах и арках. Так и шел по храмовым переходам на ощупь, от одной скульптурной группы к другой, согревая каждый камень своим теплом, но совершенно этого не замечая, видимо, давно так привык. И всё рассказывал и рассказывал про архитектуру… И чуть заметно улыбался.

Как только я, отдышавшись, спустилась со ступенек и забрала у охранника свои тапки, мной сразу же воспользовались, как белой женщиной. Не попользовались, конечно, а именно воспользовались. Нюанс, но важный!

Около храма подошли ко мне два парня – а мужички там вида вполне приличного, с темно-шоколадной кожей (как в горьком шоколаде, где какао не меньше 75 процентов), и один, что посмелее, говорит, причем очень вежливо и показывая мне все свои зубья вплоть до зубов мудрости: «У нас с другом к вам большая просьба!» Ну, думаю, денег хотят все, а эти молодые, здоровые туда же… Делаю ужасное сердитое лицо, как я это умею, а он продолжает: «Можно дотронуться до вашей руки?»

Блин, я чуть не подавилась от неожиданности!

– Не поняла, – говорю, – а вы часто с такими предложениями подходите к незнакомым женщинам? Тем более, неприкасаемым? – И снова делаю лицо, хотя внутри уже все клокочет от смеха!