Приемный ребенок

– Угу. Вначале я сама их ловила, как раз, когда Элли начала работать над заданием. Я считала, что у меня есть пара недель. Но маленькие негодники все время убегали – или убегали, или пожирали друг друга. За раз у меня бывало только по десять штук, а я знала, что этого недостаточно. Тогда я стала искать в Реддите [24] и нашла парня, который ими торгует. В наше время появилось столько психов. Я перевела деньги с маминого счета PayPal – она так занята, что даже не замечает, когда исчезают деньги. Я так и не спросила у него, что он делает, чтобы они не пожирали друг друга. – Мэри выглядит задумчивой. – Жаль, что не спросила. Я заказала пятьдесят штук, затем еще добавила в следующий день. В ящик письменного стола я в результате высыпала около семидесяти. Некоторые к тому времени уже померли, но это не имело особого значения. Гилберт все равно испугалась. Дети из класса говорили, что там были тысячи. – Она усмехается. – И Гилберт явно подумала, что это дело рук Элли.

– А то, что случилось с Томом Харрисом? Это тоже твоих рук дело?

Мэри нетерпеливо пыхтит.

– Это все я. Разве вы еще не поняли? Но не я обвиняла Элли. Я никогда не пыталась свалить на нее вину. И в этом-то и заключается вся прелесть! Мне никогда не приходилось прилагать усилий, чтобы обустроить все таким образом, будто это виновата она. Люди автоматически предполагали, что это ее рук дело. Даже когда она ну никак не могла сделать то, что происходило. Например, когда отключился свет, она сидела в том помещении с кучей свидетелей вокруг. Мне просто страшно повезло – дьявольская удача! – что они не раздвинули шторы. Мне самой было до них не добраться. – Она опять становится задумчивой. – Я не думала, что так сильно ударила Наоми, не знаю, как так получилось. О… – Она щелкает пальцами, словно в эту секунду что-то вспомнила. – Я соврала насчет попыток подставить Элли, я совсем забыла. Я бросила ножницы ей в рюкзак – те, которыми я обрезала волосы Наоми. И тут получается самый интересный момент. Она от них избавилась. Понимаете: не только взрослые верили, что Элли может творить такие вещи, – я заставила ее саму в это поверить. Мы даже проводили эксперимент – вы же нашли пакет с банками и другим барахлом у меня в комнате. Несколько кусков лески, привязанных к банкам, – и даже такая умная девочка, как Элли, думает, что обладает силой мысли, позволяющей сбрасывать банки. Наверное, вы как психолог находите это очень любопытным, правда? Потрясающе получилось!

Я буквально не могу поверить в то, что слышу. Ей пятнадцать лет, она едва ли может осознавать последствия того, что натворила, то, какой урон принесла. Но она сидит здесь рядом со мной и болтает о психологии манипулирования и массовой истерии. Создается ощущение, что часть ее мозга, отвечающая за эмпатию, захвачена той частью, которая хочет проводить эксперименты на живых объектах. Я задумываюсь, не разговариваю ли я сейчас с настоящей психопаткой, причем впервые в жизни.

– А что с Ханной Гилберт? – тихо спрашиваю я, игнорируя вопрос Мэри. Потому что ответ на ее вопрос – да, я нахожу это любопытным и удивительным, и еще меня от этого тошнит. Удивительно, что такая юная девушка могла манипулировать таким количеством взрослых людей. И мне дурно от того, что я оказалась одной из них.

У Мэри округляются глаза.

– Я не планировала ее падение. Да, я заманила ее туда. Я просто хотела ее немного попугать, заставить думать, что по тому дому бегает Элли, а она ее не видит. Я включала запись – Элли произносит имя Ханны шепотом, причем делала это в трех разных местах, на моем старом айпаде и на телефоне. Это было весело. Я включила радио, позабавилась с ней немного. Затем она испугалась, и с головой у нее что-то стало не то. Сознание помутилось? Я на самом деле этого не ожидала. В дальнейшем я поняла, что у нее слишком буйное воображение, то есть я хочу сказать, что это она придумала, будто Элли – злобное дьявольское отродье. Поэтому, вероятно, мне следовало этого ожидать.

Она пожимает плечами, словно смерть ее учительницы – это мелкое неудобство и ничего больше.

– Но ты ее не толкала?

– Нет! За кого вы меня принимаете? Она стала вести себя странно, начала бегать по дому, как ненормальная, даже когда меня и рядом не было. Она подвернула на лестнице ногу и все равно пыталась сбежать. Совершенно чокнутая! Хуже, чем беличье дерьмо, как выразился бы мой папа.

Я чувствую, как у меня к горлу подступает тошнота. В висках стучит, причем все сильнее, и это мешает мне четко мыслить. Мне хочется только закрыть глаза и заснуть. Хотя я не думаю, что теперь когда-нибудь смогу спать нормально.

– И что теперь? – спрашиваю я с усталым вздохом. – Что должно произойти теперь, Мэри? Какой у тебя план?

Она пожимает плечами и какую-то минуту выглядит как пятнадцатилетняя девочка, какой и является.

– Не знаю. Вы врали, что никому об этом не расскажете, так? Я не могу обещать, что это не повторится, мы можем обо всем забыть и спокойно жить дальше.

– Да, ты права, – соглашаюсь я.

– Меня посадят в тюрьму?