Приезжает дядя Фред

— Мистер Робинсон, — холодно произнесла женщина. — Вы прекрасно знаете, что дело не только в словах, которые вы сочли возможным произнести по тому или иному поводу. Если вы слушали то, что я говорила несколькими минутами раньше, то вы должны понять…

— Как не понять! Дядюшки Чарли и Генри Паркеры, кузен Альф и все прочее. Кучка снобов!

— Что-о?

— Чванливые самодовольные снобы со своими жалкими сословными предрассудками. Думают, что они представляют собой нечто важное только потому, что у них есть деньги. Между прочим, было бы интересно узнать, каким образом сколотили они свои капиталы.

— На что, собственно, вы намекаете?

— Не будем вдаваться в детали!

— Ваши мерзкие инсинуации…

— Ах, Конни, — промолвил лорд Икенхэм, глубоко вздохнув, — мы-то с вами отлично знаем, что мистер Робинсон прав. Сколько ни старайся, истину не скроешь от людей.

— Что-о?

— Послушайте, неужели вы и в самом деле не помните, каким образом «разбогател» наш Чарли?

— Что за чушь вы несете?

— Вспоминать об этом, конечно, неприятно — о таких вещах обычно не упоминается. Но уж раз мы вспомнили Чарли Паркера, то вы могли бы, мне кажется, признать, что манера «одалживать» деньги под двухсотпятидесятипроцентный интерес не может рассматриваться как невинное хобби, принятое в хорошем обществе. Если вы помните, именно об этом говорил прокурор на суде.

— В первый раз слышу об этом, — воскликнула красавица Джулия.

— О-о! — сказал лорд Икенхэм. — Так вы скрывали эту историю от малютки?

— Ложь!

— А головокружительный номер, проделанный Генри Паркером, — ведь он, надо сказать, чудом избежал тогда тюрьмы. И в самом деле, Конни, разве это хорошо, когда банковский служащий (даже если он и приходится братом вашему мужу!) берет из кассы пятьдесят фунтов стерлингов, чтобы поставить их на верную лошадку в большом дерби? Все-таки это не совсем честно, Конни. Истинно порядочные люди так не поступают. Правда (и я готов это подтвердить кому угодно), выиграв в тот раз свои пять тысяч фунтов, Генри больше не обращался к казенным деньгам. И все же, даже восхищаясь его умением судить о скаковых лошадях, нельзя, мне думается, такую финансовую практику считать безукоризненной. Что же касается кузена Альфа…

Женщина по имени Конни издавала какие-то странные горловые звуки. Понго говорит, что у него когда-то была лошадь, которая изъяснялась с ним аналогичным образом, когда он заставлял ее преодолевать слишком высокие препятствия. Звуки, говорит Понго, представляли собой нечто среднее между бульканьем и взрывами.

— Во всем этом нет ни слова правды! — выговорила наконец она, справившись со своими голосовыми связками. — Ни слова. По-моему, вы просто спятили.

Лорд Икенхэм пожал плечами.

— Как вам угодно, Конни. Я только хотел сказать, что хотя суд присяжных, изучавший специально подготовленные для него свидетельские показания, вынужден был воздержаться от прямого обвинения кузена Альфа по делу о контрабандном ввозе наркотиков, мы-то знаем, что он занимался этим ремеслом много лет. Я нисколько не презираю его за это, уверяю вас, Конни. Если человек ухитряется регулярно ввозить в страну кокаин и не попадает при этом в руки полиции — я от всей души желаю ему успеха. На здоровье, говорю я ему. Разговор этот я завел только потому, что, как мне кажется, не так уж безупречна наша семья, чтобы воротить нос от скромного ремесленника, предлагающего свою честную руку и сердце одной из наших девочек. Если вам интересно узнать мое мнение, Конни, так я должен вам прямо сказать: возможность выдать Джулию в семью, где маринуют угрей, надо рассматривать как большую удачу.

— Я тоже так считаю, — твердо заявила Джулия.

— Ты что же, веришь тому, что он здесь наговорил?

— Каждому его слову.

— Я тоже, — подтвердил румяный тип.

Женщина фыркнула. Было ясно, что нервы ее напряжены до предела.

— Да-а, — произнесла она, — я никогда не любила Лауру, но, бог свидетель, я никогда не желала ей такого мужа.

— Мужа? — с искренним изумлением переспросил лорд Икенхэм. — Что, собственно, дает вам повод предполагать, что мы с Лаурой состоим в браке?

В комнате повисло молчание, нарушаемое лишь голосом попугая, настойчиво предлагавшего всем присутствующим пощелкать орешки.

Наконец Джулия сказала:

— Теперь-то уж нам придется обязательно пожениться — Уилберфорс слишком много о нас знает.

— Я и сам, честно говоря, подумывал об этом, — сказал лорд Икенхэм. — Надо во что бы то ни стало заткнуть ему рот.

— Ты ведь не побоишься, милый, жениться на девушке из такой дурной семьи, как моя? — спросила Джулия с беспокойством.

— Твоя семья, дорогая, не может быть дурной для меня.

— В конце концов, нам ведь совсем не обязательно часто встречаться с ними, мой милый.

— Вот именно.

— Ведь не на родственниках же моих ты женишься, а на мне!

— Как это верно!

— Уилби!

— Джулия!

Повторение истории с плющом на садовой стене не доставило, конечно, Понго удовольствия, но его чувства не шли ни в какое сравнение с эмоциями женщины по имени Конни.

— И на какие средства, — спросила она ядовито, — вы предполагаете жить?