Пригнись, я танцую

Она шмыгает носом, вызывая у него невольную улыбку: ну и кто из них дурила?

– Рано, родная, – он обнимает ее сзади и целует за ухом, – нам еще не дали наш карривюрст.

Слезы сменяются тихим смехом, и в глазах Кэтрин снова вспыхивают любимые огоньки. За те три месяца, что они знакомы, она плакала дважды: на их свадьбе и сейчас. Наверное, это хорошо? Том не всегда понимает, как работают эмоции у девушек. Майя, например, когда испытывает какие-то чувства, просто посылает его на хер. Минди из отдела дизайна смеется, если нервничает. Пайпер у Гэри постоянно ревет, что бы ни случилось. А Кэтрин вот плачет от счастья. Как тут разберешься?

К тому моменту, когда они забирают еду и начинают искать место, чтобы упасть и не есть стоя – а так уже случалось вчера, – кто-то машет из-за пластикового столика.

– Кажется, это твои немцы, – приглядывается Том.

– Почему сразу мои? – возмущенно поворачивается Кэтрин. – Мы с тобой семья или нет?

– Мы семья, но…

– Значит, у нас с тобой все общее, и это наши немцы.

– Я их не звал, знаешь ли.

– То есть, когда мы тут с Патриком в поту организовываем поездку в Ингольштадт, это наш друг, – задыхается Кэтрин, – а когда Лукас наступает тебе на ногу в мошпите, ты его сразу не знаешь?

– Ой, в поту они там были, – ржет Том. – Один звонок – и мое громкое имя само все сделало.

– А когда тебе понравился Клюзо и ты решил взять у него автограф, все сделало громкое имя Патрика.

– Ладно, пусть это будут наши немцы, – благосклонно кивает Том. – Так мы пойдем к ним или нет?

– Они отвоевали сидячее место в этом улье… Даже если мы обознались и это другие немцы, они тут же станут нашими, – широко улыбается Кэтрин и продвигается вперед сквозь толпу. – Кстати! Я выиграла!

* * *

К моменту, когда ночь опускается на огромное поле перед основной сценой, Том все еще не чувствует усталости. Удивительно – вчера к выходу хедлайнера засыпал на ходу и с трудом дотерпел до последней песни, едва ли не цепляясь за окружающих. Это было бы сложно: люди приходят сюда танцевать. Точнее, дергаться и прыгать – движения, ему недоступные.

Сегодня все иначе. Хочется, чтобы у этого отпуска не было конца. Пусть идут дни, месяцы, годы, а они с Кэтрин останутся здесь, посреди карнавала звуков и ощущений, молодые и счастливые. Чтобы не было проблем с заводом, требований к продукту, идиотских новых дизайнов детских кресел и проклятого, не дающего дышать полной грудью рака.

Кэтрин кружится, поднимая пыль вокруг себя, смеется и подпевает очередной песне, с которой почему-то знакома. Господи, сколько их она, оказывается, знает наизусть… Скорее всего, в ближайший месяц она переведет весь его плейлист на немецкие песни, просто бесконечно заказывая их «Алексе». Том не против: пусть будут, ну и что, что он не понимает ни слова. Зато музыка качает.

От переполняющих эмоций он сам начинает притопывать в такт: неподалеку от них беснуются Патрик, Линда и Лукас, и стоять столбом становится неудобно. Тем более что мелодия подходит к тому, что можно назвать танцем. Когда она заканчивается, сцена затихает, и Кэтрин взрывается криками вместе с толпой. Кажется, закончилась последняя песня этой группы.

– Как же это… вообще! – еле дышит она, поворачиваясь к Тому и бросаясь на него с объятиями. – Ты чувствуешь? Отрыв башки!

– Вот это да, – смеется он в ответ и наклоняется, чтобы поцеловать ее. – Ты сама как отрыв башки.

– Нам нужно делать так каждый год! Приезжать сюда и веселиться. Дома совсем не то.

Это ее первый музыкальный фестиваль, неудивительно, что он приносит столько эмоций. Том помнит, как они с братьями выбрались на остров Уайт в две тысячи шестом. Prodigy, Coldplay, Foo Fighters… Да, ему тогда самому чуть голову не оторвало.

– Кто теперь выступает? – Том держит Кэтрин за талию, чтобы вдруг не сбежала в толпу.

– Каспер, он в этом году завершает весь фестиваль, – довольно улыбается она. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Я тут даже танцевал.

– Говорила же, говорила! – Кэтрин победно вскидывает подбородок. – Ты не сможешь просто стоять, когда играет такая музыка.

– Пару дней у меня получалось.

– И кто из нас зануда?

– Кто из нас проблевал все утро? – усмехается Том. – Просто не хочу ничего там растрясти.

Через секунду, осознав его слова, Кэтрин серьезнеет и придвигается ближе:

– Если ты плохо себя чувствуешь…

– У меня все отлично, – перебивает он. – Прости, шутка неудачная. Не обращай внимания, хорошо?

Только не хватало, чтобы она снова превратилась во врача. Нет, Кэтрин сейчас слишком счастлива среди друзей и любимой музыки, чтобы беспокоиться о его состоянии. Пусть будет легкой и беззаботной, прыгает и подпевает, а не натягивает воображаемый белый халат и лезет в сумку за лекарствами.

У них не так много осталось от этого отпуска, чтобы тратить драгоценные минуты на проклятый рак.

– Ты правда в порядке? – Кэтрин самой хочется ему верить, и это легко прочесть на ее лице.

– Да, моя королева, – наклоняется Том, – я намного лучше, чем обычно.