Пригнись, я танцую

– Сложный вопрос, – почему-то смеется Кэтрин. – С одной стороны, ты не кореец и мою маму это не обрадует. С другой – папа всегда говорил, что человек должен быть достойным. Он национальность не упоминал.

– А ты… – Том прикусывает язык. Нет, о таком точно спрашивать нельзя.

– Не вижу ли я противоречия?

Она двигается к окну, подставляя лицо теплому вечернему воздуху, и прикрывает глаза. Улыбка так и не сходит с ее губ. Том прибавляет скорости, и Кэтрин поднимает руки вверх. Ей нравится это ощущение, и ему оно тоже знакомо: когда ветер ласкает кожу и словно очищает голову от лишних мыслей.

Том не отвечает на ее вопрос, даже когда они доезжают до бывших складских помещений, где сейчас выстроили модный фуд-корт. Кэтрин любит кофе с солью и апельсином, и это даже не пик ее странных вкусовых предпочтений. Чего только стоит обжаренный во фритюре рис!

Припарковавшись на смотровой площадке, они выбираются из «Индиго»: Том – со стаканчиком обычного черного кофе в руках, а Кэтрин – со своей бурдой и кленовым пеканом в конверте.

– Ты спрашиваешь, почему я не спорила, когда нужно было стать врачом, но начала встречаться с англичанином, – сообщает она, усевшись на капот машины и уставившись на статую Свободы впереди.

– Я этого не говорил.

– Ты громко подумал. Я всегда доверяла родителям, так что, считай, изначально следовала их плану. Но с медициной у меня получилось: есть должность, стабильность и хороший заработок – все как обещали.

– А с отношениями нет?

– Не-а. Я встречалась с Брайаном десять лет. Согласись, это было очень надежным вариантом. Кореец, врач, одинаковый культурный уровень, схожие цели в жизни. Звучит хорошо.

– И что пошло не так?

– Я была его девушкой на время обучения, – пожимает плечами Кэтрин и подносит ко рту кофе, улыбаясь запаху, – и не такой хорошей, как он рассчитывал. В его голове я – странная кореянка, а я даже не понимаю, что это значит.

– То есть он мудак.

– Мне нравится твой вариант, – кивает она, – даже очень. Но скорее мы просто не так уж похожи. Поэтому я решила: попробовала по-маминому, не получилось. Попробую по-своему.

– Хочешь сказать, больной раком я – надежный вариант? – усмехается Том.

– М-м-м, – задумчиво тянет она и поворачивает голову, – ты собираешься бросить меня, когда вылечишься?

– Ты что?! Нет. Я же не свинья.

– Эти гарантии меня устраивают, – серьезно произносит Кэтрин, глядя ему в глаза. – Они уже делают тебя более надежным, чем Брайан Пак.

Ее слова словно обнимают тревожное сердце. Она верит в его выздоровление, и сейчас это прозвучало так просто и точно, словно стало не вероятностью, а свершившимся фактом. Один только этот момент стоит месяцев, которые он уже пережил, и тех, которые ему предстоят. Том тянется к ней с поцелуем, и Кэтрин улыбается ему в губы.

– Не переводи тему, Том Гибсон, – тихо говорит она. – Джек угонял машины?

– А ты еще не забыла об этом? – с надеждой спрашивает он, хоть и знает ответ.

– Всегда было интересно.

– Ладно, – отклоняется он и тоже поворачивается к статуе Свободы. – Итак, все мы четверо – из Манчестера.

– Ганчестера[15], – поправляет Кэтрин. – Вы же из криминальной части города?

– Дело не совсем в районе, мы выросли в обычных семьях. Ну, кроме Леона, но о нем ты знаешь.

– Виконт Колчестер, Итон, поместье, разорившийся отец.

– Именно. А мы все из рабочего класса. Гэри и Джека воспитывала бабушка, которая была администратором в местной больнице, а мои родители работали в пекарне. Так что денег не было ни у кого из нас. Ни одного лишнего пенни, моя семья с трудом закрывала ипотеку.

– Так вы попали в криминал.

– Подожди, – просит Том. – Я пытаюсь все объяснить.

– Прости.

Кэтрин зубами отгибает краешек конверта и откусывает кусочек пекана, всем видом показывая, что будет жевать, чтобы не торопить его рассказ. Тому становится сложнее: приходится сделать несколько глубоких вдохов. Он собирается озвучить самый страшный секрет своей жизни после, наверное, рака – но тот она уже знает.

А Кэтрин в это время усердно жует кленовый пекан.

– Леон перешел в нашу школу, когда мне было шестнадцать. Ему едва стукнуло тринадцать, кстати, огромный разрыв. Он – малолетний гений, который перескочил несколько лет в младшей школе, а я самый старший в классе, потому что в девять лет на год уехал к бабушке в Арклсайд – родители не могли одновременно содержать меня и сестру. Это глухая деревня, до ближайшей школы – девять миль. Я там бывал раз шесть за весь год, наверное. Когда вернулся в Манчестер, сразу пошел на класс назад.

Том зажмуривается на секунду: а ведь это можно считать счастливыми воспоминаниями.

– В общем, в первый день Леона пытались избить. А я не мог смотреть, как бьют человека, который ни в чем не виноват, но и самому не было смысла лезть в драку: нас просто избили бы обоих. Короче, я его схватил, и мы убежали. На следующий день, правда, нас снова нашли и побили, но уже вместе. Мы дружим с того дня.

– Вще еще не понимаю, вы брачья или неч, – перебивает Кэтрин с набитым ртом.