Пригоршня прозы: Современный американский рассказ

В проулке стоял мальчик, когда Мэки Лаудон выносила свой мусор, — такой маленький мальчик-старичок с ежиком светлых волос, серо-синими глазами и коричневой царапинкой на подбородке. На нем были шорты и дырявая майка с короткими рукавами, и стоял он неподвижно, как цементная садовая фигура, только глаза чуть двигались, следя за Мэки. Она выпрямилась, подбоченилась и спросила:

— Ты настоящий?

Мальчик перенес вес на другую ногу.

— А почему бы и нет? — коротко ответил он.

— Х-м-м-ф, — сказала Мэки Лаудон и наклонила голову, чтобы сменить угол зрения.

— Хозяйка, ваш двор в таком беспорядке, — сказал мальчик, — и палисадник, и за домом тоже.

— Ты пока еще слишком мал, чтобы стричь траву, — сказала она. — Газонокосилка разжует тебя и выплюнет.

— Кто это? — спросил мальчик и поднял руку, указывая на дом.

Сердце Мэки Лаудон екнуло, и она резко обернулась. Уже давно никто, кроме нее, не выглядывал наружу из этих окон. Но он показывал всего лишь на гипсовый бюст, который она когда-то поставила на подоконник и забыла про него так основательно, что он стал для нее невидимым.

— А, это всего лишь Парис, — сказала она.

— Чудное имя, — сказал мальчик, — но верно, смазливый парень.

— Он был дурак, не забывай об этом, — отрезала Мэки Лаудон.

— Ну, и кто он был такой?

— Вопрос в том, кто ты?

— Гил меня зовет Обезьяной.

— Это не имя для человека, — заметила Мэки Лаудон, — как тебя зовут на самом деле, мальчик?

Его лицо помрачнело, и он уставился на гравий под ногами.

— Не хочешь говорить, а? Хорошо, тогда буду называть тебя Престоном. Будешь откликаться?

Мальчик снова поднял на нее глаза.

— Хорошо. Престон, ты молоко пьешь?

— Иногда. Не всегда, — сказал Престон.

— А печенье ешь, я полагаю?

— Всегда, — ответил Престон и последовал за ней на крыльцо и в дом.

Она сдула засохшего паучка со стакана с пятнами от воды, налила ему молока и дала пирог с семенами лотоса, достав его из белого вощеного пакета с пирогами. Престон подозрительно осмотрел блестящую, словно полированную, яично-белую поверхность пирога, прежде чем откусить.

— Ну как? — спросила Мэки Лаудон. Она налила себе в чашку на два пальца холодного кофе и тоже стала есть пирог с лотосовыми семенами.

— Не знаю, только это не печенье, — ответил Престон, продолжая жевать.

— Но он сладкий, правда? И одной штуки тебе хватит на целый день. А знаешь, в чем секрет?

— Секрет?

— В нем тысячелетний яичный желток, — сказала Мэки Лаудон. — Вот что даст тебе заряд.

Престон выпучил на нее глаза и соскользнул со стула. Оставляя за собой след из крошек, исчез в гостиной. Она пошла за ним и увидела, что он, пригнувшись, стоит на вытертом ковре и поднимает угол простыни, которой Мэки завешивала Медузу.

— О-го-го, змеи, — восхищенно протянул Престон.

Мэки Лаудон отвела его руку, и простыня упала на место.

— Оставь ее в покое, она еще не закончена. С ней что-то не так, только не знаю что.

Престон обошел комнату, показывая на головы, стоящие на камине и на книжных полках.

— Это кто? — спрашивал он. — А это? А это?

— Просто люди, которых я знала, — отвечала Мэки Лаудон. — А ты не хочешь, чтобы я рассказала про Париса?

Престон кивнул, и она взяла из ящика приставного столика комок пластилина и дала ему — занять руки, чтобы не хватались за все подряд. Полусознательно он лепил то одну грубую форму, то другую, а его взгляд блуждал по комнате, но Мэки была уверена, что он внимательно слушает. Она начала с суда Париса и рассказывала все дальше и дальше.

На следующее утро Престон снова появился, и через пару недель она говорила уже о Троянской войне, а к первым заморозкам они были в пути вместе с Одиссеем.

Когда Престон приходил, демоны умолкали и держались тише обычного даже после того, как он уходил. Азазель, правда, немного ворчал, что мальчик понапрасну отнимает у нее время, но не мог сказать, почему это его так задевает. Элиэль держался отстраненно, потому что был занят. Он наблюдал за Гилом глазами Мэки Лаудон и сохранял в памяти все, что видел.

Дом Гила, где жил Престон, стоял рядом с домом Мэки Лаудон. Краска слезала с его деревянной обшивки длинными витыми полосами, а на входной двери была сине-крас-ная переводная картинка с черепом, расколотым зигзагом молнии. Окна, закрашенные наглухо десять лет назад, днем и ночью были завешены грязными простынями, сквозь которые иногда просвечивали странные синеватые огни то в одной, то в другой комнате. В доме не жили женщины, хотя одна приходила довольно часто, а по временам появлялись небольшие шайки замурзанных, вороватых на вид детей и оставались на сутки или на несколько, но постоянно жил здесь только Престон.

Сам Гил был высокий, сутулый, с редеющими черными волосами, почти без подбородка. Ему нравилось носить одежду мотоциклиста, хотя она ему не шла.