Приговор

– Без сомнений, – кивнул Уэс. Эта женщина загнала его в угол. И сейчас нанесет решающий удар.

– Таким образом, вы приобрели высокотехнологичное оборудование специально для того, чтобы проводить допросы, но, расследуя самое серьезное за всю свою карьеру преступление, сознательно решили его не применять. Так?

– Нет, не так. – Уэс слишком поздно осознал, на каком вулкане оказался. Адвокат не выпустит его – так и будет задавать вопросы, принуждая объяснить ответ. А она тем временем перевела стрелки.

– Вы заставили Руди сделать письменное заявление?

– Нет. Но я дал ему прочитать свои записи, и он их подписал.

– Вы попросили, чтобы он их подписал?

– Разумеется.

– Ему разрешалось делать изменения?

– Не понимаю.

– Это очень просто, офицер Брюм. Подозреваемый был вправе редактировать ваши записи?

– Конечно, нет.

– Вы просто дали ему подписать?

– Да.

– Больше нет вопросов, ваша честь.

Внезапное прекращение допроса удивило Клея. Он ожидал, что Трейси будет до последнего мотать Кряхтелку вопросами и ответами, и тщательно все записывал. Но ее интересовали только формальности, а не суть.

Настала очередь Клея. Его первейшей задачей было прижечь раны Уэса, чтобы они больше не кровоточили. Детектив не получил прямого удара, но благодаря нескольким незначительным уколам обильно терял кровь. Перед Клеем открывались две возможности: либо бросить невыгодное занятие и отпустить несчастного с места дачи свидетельских показаний – что, впрочем, требовало усилия воли, – либо продолжать задавать вопросы, рискуя подставить Кряхтелку под удары еще более тяжелой артиллерии. Клей выбрал второй путь. Медленно поднялся и, формулируя в уме вопросы, направился к возвышению. Он хотел обелить толстого придурка.

– Детектив Брюм, за двадцать с лишним лет вашей службы в полиции кто-нибудь хоть раз подверг сомнению вашу добросовестность?

Трейси в мгновение ока вскочила:

– Протестую, ваша честь. Личность офицера Брюма не является предметом рассмотрение на данном заседании, хотя его добросовестность в этом деле – да. – Это была классическая фраза тяжущейся стороны. Публика не поняла бы, в чем ее смысл, но Трейси не интересовали наблюдающие с галереи за ходом слушаний завсегдатаи. Для нее был важен всего один человек – судья Уэнтвелл. И она намеревалась привлечь его на свою сторону.

– Объявляется перерыв на двадцать минут. Жду представителей обвинения и защиты, а также стенографиста суда у себя в кабинете. – Судья поднялся и покинул зал. Адвокат и обвинитель последовали за ним. Когда они расселись, Уэнтвелл продолжал: – Полагаю, мне не следовало открывать эту информацию в самом начале слушаний, но свидетельские показания таковы, что я считаю нужным сообщить вам нечто имеющее отношение к делу, чего, я уверен, вы не знаете. – Трейси и Клей недоуменно переглянулись и снова посмотрели на судью. И тот рассказал им о «незначительном инциденте» с превышением скорости. – Я согласен с мисс Джеймс, – заключил он. – Предметом нашего рассмотрения является добросовестность офицера Брюма в данном деле, а не его личность. Но поскольку, мистер Эванс, мне решать, какие доводы выслушивать присяжным, я счел необходимым открыть вам, что мое впечатление в отношении добросовестности и личности офицера Брюма несколько подпорчено. Не думаю, что это повлияет на мои юридические заключения на слушаниях или суде. Однако если вы пожелаете, я готов устраниться от данного дела.

Когда судья Уэнтвелл закончил, Клея только что не трясло. Его единственным желанием было пронести в зал суда базуку и отправить Уэсли Брюма на небеса. «Как он мог так со мной поступить? Почему не рассказал о своем столкновении с судьей?» Но это была давнишняя история. Теперь Клею предстояло принять важное решение – решение, от которого мог зависеть исход всего дела.

Сидящая с ним рядом Трейси изо всех сил старалась сдержать улыбку. Слушание только что круто приняло для нее хороший оборот. А ее лучшие свидетели еще не выступали. Но с другой стороны, Клею ничего не оставалось, как потребовать отвода судьи, а она не была уверена, что ей выгодно терять Уэнтвелла.

Секунды проходили за секундами, судья терпеливо ждал, пока Клей обдумает его слова. Уэнтвелл был из тех, кто строго придерживался буквы закона. Он все делал по правилам. И вряд ли согласился бы на новую версию свидетельских показаний, даже если бы не поверил ни единому слову толстого полицейского. Другой судья мог оказаться не столь консервативным.

– Судья, – начал Клей, – я не сомневаюсь, что правосудие, вынося законное решение, не будет учитывать ничего личного. Я не требую вашего отвода. – Его слова привели адвоката в замешательство.

Уэнтвелл посмотрел на Трейси:

– Мисс Джеймс, вы хотите что-нибудь добавить?

– Нет, ваша честь. Ваше сообщение говорит само за себя. Я не считаю, что ваше личное столкновение с офицером Брюмом способно повлиять на ваши решения.

– Еще бы тебе так думать, – проворчал Клей, надеясь, что поступил правильно.

Несколько минут спустя все трое вернулись в зал суда, и Клей вновь занял место на возвышении. Первым заговорил судья Уэнтвелл: