Приговор

– Я никогда не мажу с десяти ярдов! – возмутилась Эвьет и угрюмо добавила: – Просто подумала, что убитого они бросят, а ради раненого остановятся, чтобы помочь ему. Остановился, правда, только один…

– Умница! – восхитился я. – Мне следовало самому сообразить.

– Все равно… Мерзко все это. Думаешь, меня радует, что пришлось стрелять в своих? Одного даже убить…

– Это было необходимо. Или он, или…

– Я понимаю! Не надо объяснять мне прописные истины, Дольф. Но от того, что истина прописная, она ведь не становится менее мерзкой?

– Да. И наоборот – оттого, что нечто приятно, оно не становится истинным. Люди регулярно об этом забывают.

Эвьет помолчала. Я почувствовал, как ее пробрала крупная дрожь, затем девочка все же смогла ее унять.

– Верного жалко, – сказала она наконец.

– Пусть тебя утешит то, что теперь он служит в армии твоего сюзерена, – ответил я. – Так он принесет больше пользы делу Ришарда, чем когда на нем ездил я.

– Все равно. Его ведь никто не спрашивал, хочет ли он менять хозяев. Он будет тосковать.

– Да какая ему разница? Он – всего лишь конь, – пожал плечами я, отметив мысленно, что Эвелина ненавязчиво причислила к хозяевам Верного и себя.

– Он был нашим другом! – возмутилась она.

– Хорошим слугой – да. Но дружба возможна только между равными. Лошади, конечно, умные животные, но их все же нельзя равнять с человеком.

– Ну да, конечно, – саркастически изрекла Эвелина. – То, что сейчас творится наверху – очень умно?

– Мне казалось, ты должна быть довольна, – усмехнулся я. – Как видишь, это уже не ничейный размен трупами. Лев в итоге окажется в солидном выигрыше. В Лемьеже народу, как минимум, втрое больше, чем в Комплене. А вместе с беженцами и вчетверо.

– По-твоему, это хорошо?!

– По-моему, нет. Но Ришард – твой сюзерен, а не мой.

– Да что ты заладил – "сюзерен, сюзерен"! Я понимаю – заманить и разбить вражескую армию. Понимаю – преследовать бегущих солдат, потому что иначе они перегруппируются и снова нападут. Понимаю неизбежные жертвы во время осады и штурма. Но эта жуткая нелепая резня и бойня… Они ведь убьют всех в городе?

– Во всяком случае, постараются.

– Но это же… в конце концов, это просто глупость! Пусть это – грифонцы, но они ведь тоже подданные Империи…

– Не большая глупость, чем вся эта война, – ответил я. – Ну, допустим, не удалось договориться о правах на престол на основании имеющихся законов – ну бросили бы жребий, в конце концов…

– Жребий? – баронессу, похоже, шокировала эта мысль. – Ты предлагаешь решать серьезнейшие государственные вопросы с помощью жребия?!

– А что, двадцать лет войны – лучше? И конца ей не видно… Иной раз я думаю, что замена императора на игральную кость была бы самой прогрессивной реформой управления за всю нашу историю. Кость, по крайней мере, не умеет упорствовать в собственных ошибках. И не имеет ни врагов, ни любимчиков.

– Нет, я, конечно, понимаю – Ришард мстит за Комплен, но…

– Эвьет, – вздохнул я, – боюсь, ты понимаешь не все.

И я растолковал ей "шахматную комбинацию".

– Это всего лишь твоя версия! – агрессивно возразила Эвелина.

– Сопоставь факты, – пожал плечами я. – Придумай более логичное объяснение. Подумай, кстати, сколько времени нужно, чтобы гонцы добрались до ставки Ришарда, рассказали ему о Комплене, чтобы была разработана ответная операция с очень, заметь, непростым захватом неприступного Лемьежа, были доставлены соответствующие приказы, переброшены войска – сколько, если все это не планировалось заранее?

Эвьет долго молчала. Ее снова начала бить дрожь. Я попытался растереть ей спину и плечи сквозь мокрый костюм.

– Дольф, – тихо сказала она, – мир везде такой мерзкий?

Я вздохнул, а потом, стоя по пояс в ледяной воде и глядя в беспросветный мрак, неторопливо начал: