Приговор

Тогда что же – я хочу помочь ей убить Карла? Да нет, конечно. Плевать я хотел на Карла. То есть я отнюдь не буду горевать, если он умрет – особенно если в результате война, наконец, закончится – но не собираюсь рисковать ради этого собственной жизнью. И, кроме того, я связан клятвой, данной моему учителю. "Только самооборона". Учитель ничего не говорил о помощи и защите для кого-то еще. Учитель был мудр. Он понимал, что там, где делается одно исключение – хотя бы даже и из лучших побуждений! – будет сделано и второе, и третье, и десятое. А в итоге на мир обрушится то, по сравнению с чем нынешние двадцать лет резни покажутся учтивым рыцарским турниром…

Так чего же я хочу добиться, в конце концов?! О да, разумеется – "жить в другом мире, где нет всей этой мерзости." Но это – пустые, бессмысленные фантазии. Эмоции. Вздор.

Надо принять четкое здравое решение и неукоснительно ему следовать. Итак: я еду в Нуаррот. (Гм, поправка: я иду в Нуаррот. Хотя кошель с деньгами Гринарда я сохранил, пусть и несколько поистощившийся после пошедшей прахом подготовки к осаде. Коня уровня Верного мне не купить, но на что-нибудь четвероногое монет еще хватит.) И я забочусь об Эвьет до тех пор, пока она направляется туда со мной. Но если ей опять вздумается отправиться в погоню за каким-нибудь Марбелем – я объясню ей, что не стану ее сопровождать. Постараюсь убедить ее отказаться от этой затеи. В конце концов, она же умная и должна понять, что без сопровождающего взрослого ее положение в мире людей станет очень непростым. А если не поймет… значит, не так уж она и умна. Тогда – сама виновата. (А, кстати, что мне в этом случае делать одному в Нуарроте? Да в общем-то то же, что и в любых других местах. Посмотрю на графский замок. Они бывают достаточно живописны. Может быть, найду обеспеченных пациентов среди графских приближенных.) Если же я добираюсь до Нуаррота вместе с Эвелиной, то передаю ее ее сеньору, как и было задумано с самого начала. И без всякого промедления еду дальше. Дальше на юго-восток – кажется, основные боевые действия сейчас будут разворачиваться в противоположном направлении. Вот и все. Все просто.

Потом я закрыл глаза, но продолжал видеть летнее небо. Я лежал на подводе, полной мягкого сена, и слушал перестук копыт; меня куда-то везли, и мне было спокойно и хорошо. Вокруг слышались какие-то голоса, но мне не было до них никакого дела; я даже не понимал, о чем они говорят. Постепенно, однако, голоса становились все громче, резче и настойчивей; подвода качнулась и остановилась. Я сел и увидел, что нахожусь на улице какого-то города, между двумя рядами плотно сомкнутых домов, и дорогу преграждают стражники с копьями. "Сворачивай!" – кричали они (теперь я мог разобрать их слова). "С телегами проезда нет!" Возница, немолодой, но кряжистый, в просторной рубахе с пятнами под мышками, повернулся ко мне. На шее у него была тонкая красная полоса. "Дальше мне ходу нет, сударь", – сказал он. "Я заплатил за переправу четыре сантима", – напомнил я. "Переправа кончается здесь." "И куда же мне идти?" – спросил я, сходя с подводы. "Кто может знать это, кроме вас? – пожал плечами старик. – Я – всего лишь паромщик." В тот же миг я понял, куда хочу попасть. Далеко впереди, над крышами и трубами города, возносились, сияя в солнечном свете, белые башни и шпили необыкновенного замка. Его тонкие, изящные, устремленные ввысь очертания совсем не походили на громоздкую основательность обычных фортификационных сооружений, созданных, чтобы выдерживать удары таранов и каменных ядер. "Это Нуаррот?" – спросил я у какого-то прохожего. "Где?" "Тот замок впереди за домами." "Там ничего нет." "Как это нет? – возмутился я. – Вот же он, разве вы не видите?" "Не вижу", – равнодушно пожал плечами прохожий, и только тут я заметил, что у него нет глаз. Оставив его, я зашагал в сторону замка, но вскоре принужден был остановиться, ибо улица закончилась тупиком. Я вернулся к ближайшему переулку и свернул в него, а затем – на соседнюю улицу, но и она уперлась в глухую стену. Следующая улица оказалась кривой и повела меня прочь от замка…