Приговор

Быки – не лошади, скорость у них не больше, чем у пешехода, а если тот торопится, то и меньше – но, конечно, ехать приятнее, чем целый день топать на своих двоих. Мы поблагодарили и забрались на телегу. Возница прикрикнул на своих быков, и подвода возобновила путь, сворачивая на левую дорогу.

– И вам ноги не бить, и нам, коли что, спокойнее, – рассудительно продолжал крестьянин. – Ты-то вон, я гляжу, при оружии, а на дорогах ноне мало ль кого можно встренуть…

При оружии был не только я, но и Эвьет – после Лемьежа я уже не пытался забрать у нее арбалет, да и неудобно мне было бы его нести, учитывая переброшенные через плечо сумки (теперь я, наконец, смог поставить их на пол телеги). Но, как видно, возница считал, что она исполняет при мне роль оруженосца; ему не приходило в голову, что девочка может сама владеть настоящим боевым оружием.

– Меня Жеромом кличут, – представился возница. – А это Магда, супружница моя.

– Дольф, – ответил я. – А это Эвелина.

– Дочка?

– Племянница.

– А свои есть?

– Нету, – ответил я, надеясь, что его словоохотливость скоро иссякнет. Мировоззренческие диспуты с деревенщиной никак не входили в мои планы. Не потому, разумеется, что эти люди были низкого происхождения – в этом смысле зажиточный крестьянин еще мог бы смотреть свысока на сына нищенки – а потому, что я прекрасно представлял себе интеллектуальный и образовательный уровень подобной публики. Но Жером, похоже, был рад новому знакомству и замолкать не собирался:

– Нам вот с Магдой тоже господь детей не дал… А я теперь думаю, может, оно и к лучшему. А то, чай, уже сложили бы где-нибудь головы, детушки-то… Времена-то нонче совсем худые…

Меня всегда поражала патологическая склонность людей произносить очевидные банальности. Скажем, входя с дождя в мокрой насквозь одежде, или, наоборот, выйдя под ливень, непременно констатировать: "Ну и льет!" Как будто для кого-то это новость. Или рассуждать о худых временах на двадцать первом году гражданской войны.

Жером продолжал и дальше вещать что-то там о тяжкой жизни в деревне, но я быстро перестал его слушать. Ровный неторопливый голос старика навевал на меня сон – особенно с учетом того обстоятельства, что в минувшую ночь я спал не слишком хорошо. Сидевшая напротив Магда, похоже, уже дремала – во всяком случае, глаза ее были прикрыты, и в разговор она не вмешивалась. Я уже совсем было начал клевать носом, как вдруг до моего сознания донеслась фраза "…в Комплен вот теперича едем…"

– В Комплен? – переспросил я, мигом стряхнув с себя дремоту. У меня мелькнула мысль, что эти двое в своей деревне могли до сих пор не знать, что случилось с Компленом.

– Ну да, – невозмутимо подтвердил Жером. – Говорю же, в деревне-то ноне совсем не жизнь. А в Комплене теперича все дома свободны, селись-не хочу! Всю жизнь мечтал в город перебраться. Это ж удача какая, грех такой шанс упускать! Говорят, там и наследников не осталось почти, мало кто из родичей компленцев в других местах жил…

– И много таких… переселенцев? – поинтересовался я.

– Будет много, как до всех дойдет, – уверенно заявил старик. – Только заправлять станут те, кто первыми обоснуются и места застолбят.

– В бургомистры метишь? – усмехнулся я, а перед глазами у меня встал образ компленского бургомистра (если это и в самом деле был он), повешенного вниз головой на городской виселице.

– Нет, зачем нам так высоко… Это пущай кто шибко грамотный. А нам бы торговлишку свою открыть…

– И чем торговать собираешься? – я, конечно, не мог поручиться за содержимое всех тюков, но не похоже было, что на телеге везут что-то, кроме самого простого домашнего скарба.

– А мясом, – ответил Жером. Слово "мясо" применительно к Комплену опять вызвало у меня совершенно однозначные ассоциации, и я поморщился. Старик, сидевший ко мне спиной, этого не видел. – Вишь, бычки-то? Вот они первые на мясо и пойдут. Скажи, умнО придумано? – продолжал Жером, довольный своей сметливостью. – Мой товар меня же до места и везет, а как довезет – на прилавок ляжет. Без убытку, значит. А они-то, сердешные, и не догадываются, куда и зачем идут…

Последняя фраза была произнесена все тем же добродушным тоном, без злорадства, но и без жалости. "Жизнь – забавная штука, верно?" – вспомнился мне Гюнтер.

– На двух быках большого капитала не сделаешь, – заметил я вслух. – Потом-то откуда товар брать будешь?

– Так известно, откуда – из деревни.

– Из твоей?

– Из всякой, откуда привезут.

– Но если в деревнях все так плохо – зачем им везти мясо в город?

– Затем, что в деревне его разве что в убыток продать можно. Только в городе нормальную цену дадут.

– А что, в твоей деревне много еще скота осталось?

– Да нет, мало совсем. Я ведь говорил уже…

– Ну и? – попытался я воззвать к его логике.

– Что "и"? Это ж хорошо! Когда торгуешь тем, чего мало, цену какую хошь можно ставить. Только деревенские так не догадаются, им бы хоть что-то выручить… – сам он, очевидно, уже считал себя городским, и проблемы бывших земляков его не волновали.

– А если скотины совсем не останется?