Круглое лицо крестьянина расплылось в очередной улыбке, выглядевшей, впрочем, несколько принужденно – Жером явно не считал эту встречу такой уж необходимой.
– Ты уж смотри, не подведи старого друга, – добавил Пьетро уже серьезно, с нажимом. – Не болтай почем зря, что нас тут встренул.
– Знамо дело, – торопливо подтвердил крестьянин, – мне в ваших краях и задерживаться-то не с руки, я ж дальше еду… и спешу, вообще-то…
– Ну ладно, брат. Поболтал бы еще с тобой, да, гляжу, ребятушки мои притомились, нас дожидаючи. Так что и впрямь, езжай себе с богом.
– Да, да, поедем мы… Рад был свидеться…
Когда подвода вновь тронулась, провожаемая угрюмыми взглядами "ребятушек", я все еще не чувствовал себя в безопасности и сидел вполоборота, чтобы видеть, что творится позади. Особенно меня беспокоили лучники. Но никто не попытался стрелять нам в спину; Пьетро махнул рукой в сторону леса, и спустя считанные мгновения вся банда бесшумно растворилась в чаще.
– А ведь они собирались нас убить, – констатировал я. – Не просто ограбить, а убить всех. И поступают так с каждым, кто попадает к ним в руки, иначе барон быстро узнает, что шайка вовсе не уничтожена.
– Да, Дольф, – кивнул Жером, – вот ведь как вышло, а? Я тебя взял, думая, что ты, коли что, меня спасешь, а получается, что я тебя спас…
Я не понял, звучит ли в его тоне упрек, но поспешил заметить:
– Я бы им без боя не дался. Но обошлось без кровопролития – вот и хорошо… Не думал, признаться, что ты солдатом был.
– А то как же? Десять лет под знаменами его светлости герцога Йорлинга… В деревне-то и тогда, в начале войны еще, житье было не малина. Вот я и записался… думал, может, богатство завоюю… а то и титул…
– И как тебя жена отпустила, – усмехнулся я.
– А нешто этот дурень слушал? – впервые подала голос Магда. – Я уж говорила ему, уйдешь – ждать не буду…
– Ну и?
– Ждала, конечно, куда денешься? Где другого-то возьмешь? Он уходил – мне уж тридцать годков стукнуло, старуха совсем… такая и в мирную пору кому нужна, а тут еще мужики по армиям разбежались… Где твой титул-то, лыцарь недоделанный? Скажи спасибо, живой вернулся, и с руками-с ногами…
– Да нет, поначалу-то оно даже и неплохо было, – ответил, словно защищаясь, Жером. – И платили справно, и добыча кой-какая бывала… накопить, правда, ничего не выходило. Не будешь же за собой целый воз таскать. Да и деньги тоже – только своих же в искушение вводить… Один у нас такой правильный был, лишней кружки не выпьет, все откладывал – ну его прямо в палатке ночью и прирезали. А так – пропьешь, в кости проиграешь, все какое-никакое удовольствие. Неровён час убьют завтра, так и пропадет все впустую… А потом все хуже и хуже пошло.
– Поражения?
– Да и победы тоже бывали – а что толку? Нам жалованье задерживают, говорят, у врагов возьмете. А им, ну, грифонцам то есть, то же самое про нас говорят. Вот и выходит, что кто кого ни побей, а взять с побитых нечего… И подкрепление тоже все жиже. Сначала-то я в большом полку служил, нами цельный граф командовал, и при ём рыцарей десять дюжин, да к ним легкие конники, а уж нас-то, пехоты, вообще без счету. Через четыре года вполовину осталось, это вместе с новыми-то. А потом на Тагенхаймском поле нас собственная конница и стоптала, и добро бы еще в тумане, а нет, при ясном солнышке… Я тогда чудом уцелел. Кое-как собрали новый отряд, в нем и сотни не было. С тех пор уж я крупных битв не видал, все по глухомани какой-то рыскали. Засады, бывалоча, делали – на обозы, на караваны… Встречали грифонцев такими же кучками: если нас больше – мы их гоняем, если их – они нас… а коли поровну, так, бывалоча, просто сойдемся так, чтоб не вплотную, друг друга облаем по-черному, ну и расходимся. Сегодня возьмем какую крепостишку поплоше, завтра приказ – уходить из нее, а послезавтра опять велят ее брать. Зачем, почему? То начальство ведает, а нам знать не положено… Под конец уж нас шешнадцать оставалось, жалованье мы уж и не помнили когда видали, что у местных отберем, тем и сыты – а у местных уж тоже по три раза все отобрано… и офицеров давно не видали, окромя капитана нашего, и вестовых даже никаких со штабными приказами… И вот наскучили нам такие дела, приступили мы к капитану, говорим – мы, мол, его светлость Ришарда безмерно уважаем, но пущай он нам или платит, или идет к такой-то матери. А капитан нам – мол, недолго осталось продержаться, идет новое перефар… рефармав…
– Переформирование, – подсказал я.