Приговор

Впервые за последние дни я уснул без мысли о том, что с утра надо куда-то спешить, а потому проснулся поздно, когда солнце стояло уже довольно высоко. Единственную компанию мне составляла волчья шкура; впрочем, усевшись на ней, я обнаружил поблизости Верного, который подергивал ушами, отгоняя раннюю утреннюю муху, и всем своим видом демонстрировал гордое презрение к высушенной солнцем желтой траве, недостойной служить пищей благородному коню. Эвелины нигде не было. Не было больше и военного лагеря – там, где он располагался накануне вечером, теперь лишь желтела все та же трава (с моей позиции не видно было даже пятен кострищ – чтобы их разглядеть отсюда, требовалось подняться повыше). Войско, очевидно, снялось с места без обычных в таких случаях сигналов горнистов – с такого расстояния я бы услышал их и проснулся. Еще одно свидетельство, что Рануар не хочет привлекать к своей армии лишнего внимания… Но где же Эвьет? Не могла же она оставить меня и уйти с ними!

Я вскочил в полный рост, оглядываясь по сторонам. Девочки нигде не было.

– Эвьет! – крикнул я, думая, насколько глупо выгляжу, если она просто уединилась под каким-нибудь кустиком (которые кое-где поднимались над ровной желтизной травы). Но лучше выглядеть глупо, чем пребывать в неведении. К тому же ее арбалета тоже не было – правда, она вообще редко с ним расстается… – Эвьет!

– Я здесь, Дольф! – донеслось вовсе не из-за кустиков, а откуда-то сверху. Я обернулся и увидел Эвелину, сбегающую по склону холма.

– Их нигде не видно, – объявила девочка, подходя ко мне; между пальцами она держала длинную травинку, машинально ею помахивая. – Даже сверху. Значит, ушли еще до рассвета.

– Войско Рануара? – понял я.

– Да. Он дал им на сон не больше пяти часов. Интересно, куда он так гонит?

– Нам, в общем-то, без разницы, – заметил я. – Ты ведь не надеешься его переубедить?

– Нет. Если бы он мне помог, мог бы разделить со мной славу в случае успеха. Но он сам виноват. Он упустил свой шанс. Где сейчас Ришард?

– Откуда мне знать? – пожал плечами я. – Где-нибудь на севере. До вчерашнего вечера я полагал, что он как раз там, куда направлялась эта армия – или, по крайней мере, движется в ту же точку. Может быть, конечно, он и просто сидит в родовом замке. Но, насколько я знаю, своими главными силами он предпочитает командовать лично.

– Значит, мы едем на север. Для начала – дальше по этой дороге, а там будем наводить справки. С армией он или нет, мы его отыщем.

Я не стал спорить, и вскоре мы уже в третий раз ехали по тракту, по которому накануне прогулялись туда и обратно. Впрочем, знакомый участок закончился довольно быстро – хотя и за его пределами дорога и местность вокруг не преподносили никаких необычных сюрпризов. Разве что мы наконец отыскали-таки пресловутый трактир, но подкрепиться там нам было не суждено – здание стояло заброшенным, с выбитыми окнами и сорванной с петель дверью. Что там творилось внутри, можно было только догадываться, но запах тления доносился довольно отчетливо. Позже мы миновали межевой столб, обозначавший северную границу графства, но и за ним тянулась все та же изрядно обезлюдевшая сельская местность с редкими убогими деревеньками, похожими на просящих милостыню у обочины безногих калек. Ландшафт слева постепенно менялся – сначала холмы слились в единую возвышенность с изрезанным оврагами краем, затем она стала понижаться и сошла на нет – но справа все так же тянулись сплошные леса, то подбираясь к самой дороге, то отступая почти до горизонта. Мы ехали так целый день – впрочем, без всякой спешки – и лишь ближе к закату лес на востоке, наконец, закончился. В этом месте наш путь пересекла дорога, шедшая практически точно (насколько я сам мог это определить) с запада на восток; справа от перекрестка она тянулась вдоль северной границы леса. Примерно в полумиле в том направлении к этой дороге прилепилось небольшое, но, судя по каменному, а не деревянному зданию церкви, достаточно процветающее (по крайней мере, процветавшее в прошлом) село. Поскольку пора уже было думать о ночлеге, мы свернули в ту сторону.

Издали село производило вполне благоприятное впечатление: опрятные белые домики, ни одной соломенной крыши, никаких следов пожаров, золотистые возделанные поля вокруг. Впрочем, человек, смыслящий в сельском хозяйстве, наверняка нашел бы колосья чахлыми и скудными по причине засушливого лета, но меня беспокоило не это. Село встречало нас подозрительной тишиной. Не гавкнула ни единая собака – а здесь, возле леса, откуда может прийти кто угодно, жители просто обязаны держать больших и свирепых псов, даже если сами живут впроголодь.