Приговор

Эвьет тем временем тоже озаботилась вопросами генеалогии. Мы вместе с Контрени как раз подошли к нашим лошадям, и баронесса тем невинным голоском, в котором не знающий ее ни за что не заподозрил бы шпильку, прощебетала, глядя на рыцарский щит:

– Прошу простить мне мое невежество, сударь, но я не могу припомнить вашего герба по Столбовой книге. С какими домами состоит в родстве ваш род?

Я успел заметить на лице командира гримасу неудовольствия, которую он, впрочем, тут же стер улыбкой:

– Мой род не такой древний, баронесса. Я был посвящен в рыцари только в прошлом году.

– Ах вот как, – кивнула Эвелина, очевидно, ожидавшая услышать именно такие слова. – За военные заслуги, я полагаю?

– Именно так, – он даже приосанился, словно компенсируя только что сделанное неприятное признание. Вообще-то, оставляя в стороне сомнительность заслуг такого рода как таковых, кичиться следовало бы как раз тем, кто пожалован титулом за личные достижения, а не тем, кто без всяких заслуг унаследовал его от далекого предка. Если бы, конечно, в человеческом обществе имелось хоть немного здравого смысла.

– Не сомневаюсь, что в будущем ваши воинские подвиги будут вознаграждены еще более достойным образом, – резюмировала Эвьет, и я явственно услышал ледяную нотку в этой фразе. Но Контрени ничего не заметил и лишь улыбнулся еще шире, слегка наклонив голову в ответ на комплимент.

Я сел на коня и протянул руку Эвелине, дабы помочь ей сделать то же самое. Контрени, который уже собирался надеть свой шлем, вдруг задержал свое движение, глядя на нас. Он словно видел нечто неправильное, но пребывал в неуверенности, пристойно ли об этом спросить.

Я понял, что его беспокоит.

– Вас удивляет, что у нас один конь на двоих?

– Ваш скакун превосходен, но, по правде говоря, действительно несколько… эээ…

В самом деле, насколько я понимаю дворянские обычаи, в двенадцать лет уже положено уметь ездить верхом самостоятельно. А Эвьет умела и раньше – она ведь рассказывала, как отец брал ее на охоту.

– Дело в том, – пояснил я, – что два дня назад лошадь моей племянницы сломала ногу. Найти же достойную замену в этих местах крайне затруднительно.

– В самом деле, не на мужицкой же кляче ездить благородной деве, – понимающе закивал Контрени, вложив в слово "мужицкой" все гордое презрение человека, возведенного в дворянское сословие всего год назад. – Да и тех, по правде говоря, в округе почти не осталось, – добавил он, имея, должно быть, в виду кляч, а не дев. – Однако в распоряжении нашего отряда имеются четыре заводные лошади, и я позволю себе предложить нашей очаровательной амазонке одну из них.

– Благодарю вас, сударь, – наклонила голову очаровательная амазонка. Мне это не очень понравилось: если придется удирать, я скорее положусь на Верного, пусть и несущего двух всадников, чем на неизвестную мне и Эвьет лошадь. Но отказ выглядел бы странно и подозрительно, да и ни к чему было раньше времени обижать нашего любезного защитника. Кстати, не слишком ли он любезен? Впрочем, пока что все его услуги не требовали от него никаких особенных жертв и усилий. Он просто изо всех сил старался быть галантным, сообразно своему новому рыцарскому статусу – или, по крайней мере, своему представлению о таковом. Забавно: выходит, я изображал аристократический стиль перед ним, а он – передо мной. И весь этот обмен светскими любезностями происходил посреди города, наполненного смрадом тысяч изрубленных, изувеченных и расчлененных трупов… Я (как, очевидно, и Эвьет) успел уже принюхаться к этому запаху, но не сказать, чтобы вовсе перестал его чувствовать.

По приказу Контрени Эвелине подвели серую в яблоках кобылу с большими печальными глазами, явно уступавшую статями Верному, но столь же явно превосходившую крестьянских лошадей. Девочка легко вспорхнула в седло – при наличии свободного стремени посторонняя помощь ей не требовалась. На сей раз она, пользуясь официально подтвержденным статусом "амазонки", с явным удовольствием оставила себе свой арбалет. Отряд, в коем оказалось два десятка человек (не считая нас двоих), резво зацокал подковами по брусчатке, втягиваясь колонной в жерло улицы слева от ратуши и продолжая, таким образом, путь на север, а не на северо-восток, куда нужно было бы нам. Четверть часа спустя мы выехали через распахнутые настежь северные ворота, оставив ужасы Комплена позади.