Приговор

– Формально – нет. При всей ужасности нанесенных ему увечий, ни одно из них не было смертельным. При наличии должного ухода он мог бы прожить еще многие годы. Забавно устроен человек, да? Он может умереть от самого ничтожного пустяка – например, подавиться рыбьей костью длиной в полдюйма, или простудиться из-за того, что сидел на сквозняке, или уколоть палец и подцепить столбняк… и в то же время выживает, несмотря на самое горячее желание умереть, в ситуациях, подобных этой. Конечно, вися на дереве без воды и пищи, он бы долго не протянул. Но это была бы уже не их проблема – они его не убили и оставили в состоянии, в котором он в принципе мог выжить.

– Наверняка он умолял их о смерти.

– Наверняка, но свое слово они сдержали. Точнее, он – офицер, который ими командовал. Есть, знаешь ли, среди господ рыцарей такая категория. Вместо того, чтобы, подобно остальным, руководствоваться принципом "мое слово – хочу дал, хочу взял", они особенно гордятся тем, что неукоснительно блюдут собственные обеты. Своеобразно блюдут, конечно. Сам Ришард Йорлинг-старший, отец нынешнего, однажды дал слово вражескому полководцу, что не станет заковывать его в железа, если тот сдастся. Тот поверил и капитулировал. Ришард велел заковать его в кандалы из бронзы.

Эвьет, и без того невеселая, нахмурилась еще больше.

– Львисты, конечно же, не считают это подлостью, – продолжал я. – Они считают это примером блестящего остроумия, проявленного их вождем. А вот другой, не менее блестящий пример. Коменданту одной осажденной крепости также была предложена капитуляция. При этом командир осаждающих – тоже, разумеется, родовитый аристократ – сказал: "Клянусь спасением своей души и честью своего рода, что вам будет позволено идти, куда пожелаете, и никто из моих людей вас не тронет". Тот сдал крепость и вышел. Ему позволили пройти мимо вражеских солдат, и ни один человек его не тронул. А затем ему вдогонку спустили специально натасканных на людей собак.

– На чьей стороне был этот умник? – мрачно спросила Эвелина.

– Я слышал эту историю в разных вариантах. Йорлингисты говорят, что на стороне Грифона, а лангедаргцы – на стороне Льва.

– Тогда, может быть, это вовсе выдумка?

– Не думаю. То, что мы видели в Комплене, похоже на выдумку?

Эвьет вновь замолчала. За все дни нашего знакомства я еще не видел ее такой мрачной. Разумеется, поводов этот день дал более чем достаточно. Я подумал, что, может быть, она чуть развеется, когда мы сможем нормально побеседовать наедине, не опасаясь грифонских ушей.

Солнце уже коснулось зубчатой кромки леса на западе, когда впереди показалась неширокая речка и небольшая деревенька на ближайшем к нам берегу. Первым туда добрался, разумеется, головной дозор; в тихом и недвижном вечернем воздухе далеко разнесся собачий лай, быстро и резко, впрочем, оборвавшийся. Дозорные встретили основной отряд у околицы; я подъехал поближе к Контрени, надеясь, что он не откажет "господину барону" в праве получить оперативную информацию.

– Похоже, никого, – доложил один из дозорных. – Ушли недавно – день, от силы два.

Командир кивнул и велел своим солдатам обыскать дома. Те поскакали по единственной улице деревеньки, спешиваясь во дворах и все так же попарно, с мечами наготове, заходя в жилища и сараи. Кое-где на дверях висели замки – их тут же сбивали; большинство построек, впрочем, стояли нараспашку. Довольно скоро бойцы возвращались обратно, не найдя, по-видимому, ничего интересного; деревня явно была не из богатых, домики маленькие, в основном – крытые соломой. Всего в деревеньке насчитывалось две дюжины дворов. Лишь из третьего дома справа солдат вышел, на ходу обтирая меч найденным в избе полотенцем.

– Кто? – лаконично спросил Контрени, подъезжая ближе.

– Какой-то дед парализованный, – ответил тот. – На лавке лежал. Мы сперва подумали – мертвый, а потом я смотрю, он за нами глазами следит. Бросили его тут помирать, вот ведь зверье. Фу, ну и воняло от него… – кавалерист отбросил в песок окровавленную тряпку. Его товарищ тем временем куском угля крест-накрест перечеркнул ворота, обозначая, что в доме труп, и для ночлега лучше выбрать другое жилище.

– Скоты, – согласился Контрени, имея в виду, разумеется, хозяев дома. – Не правда ли, господин барон? Бросили родного отца умирать медленной смертью.

– Полагаю, они еще рассчитывают вернуться, – возразил я.

– Когда? – усмехнулся рыцарь. – Через неделю, когда у них перестанут трястись поджилки? И потом, скотину, чай, не оставили ждать возвращения. Всю с собой увели, какая еще была…

– Кроме собак, – заметил я. Псов, впрочем, оказалось всего полдюжины; они валялись в пыли и в траве, пронзенные стрелами. Меня удивило, однако, что три собаки были на цепи. Это действительно выглядело бессмысленной жестокостью со стороны бежавших хозяев. Так торопились, что не подумали об участи обреченных животных? Или надеялись, что голодные псы сумеют защитить брошеные дома от чужаков? Тоже нелепо – убить удерживаемую цепью собаку легко не то что мечом, но любым подручным средством… ну хотя бы выдернутым из ограды колом.