С мертвеца быстро стащили кольчугу, сапоги и все остальное. Учитывая, что не один человек в отряде выскочил из горящего дома полураздетым, нашлись претенденты на все вещи Мартина, включая пропитанную кровью и потом нижнюю рубаху с дырой от стрелы. Обоим безлошадным пришлось влезть на освободившегося коня; в отличие от Верного, ему предстояло нести двух взрослых мужчин в доспехах, и я сильно сомневался, что он сможет долго выдерживать хороший темп. Но других вариантов все равно не было.
– А с этим что делать? – спросил второй разведчик, кивая на все еще привязанного к его седлу пленника.
– Сжечь, – буднично ответил Контрени, полагая, очевидно, такое наказание поджигателю наиболее справедливым.
Разведчик и еще один солдат спрыгнули на землю; один из них обрубил мечом веревку, второй полоснул крестьянина ножом под коленями, разрезая сухожилия – очевидно, для пущей уверенности, что приговоренный не сможет выбраться из пекла. Затем эти двое подхватили стонущую жертву за руки и за ноги, оттащили поближе к горящему плетню и, раскачав, бросили в огонь. У них не хватило сил добросить его туда, где пламя бушевало во всю мощь; искалеченный упал на периферии пожара и дико закричал, корчась на раскаленных углях. Туда же кинули и голый труп Мартина, сочтя, очевидно, такой вариант подходящей заменой похоронам. Затем солдаты бегом вернулись к своим коням.
– Вперед! – скомандовал Контрени. – Не задерживаться!
Задерживаться в пылающем аду уж точно никому не хотелось. Отряд, включая и нас с Эвьет, во всю прыть поскакал к реке, выныривая из удушливого жара в блаженную прохладу ночного воздуха. Грохоча копытами, мы промчались по старому скрипучему мосту и оказались по другую сторону реки. Из темноты справа прилетела одинокая стрела и ударилась в кольчугу скакавшего впереди меня солдата, но не смогла ее пробить. Кожа моей куртки, хоть и грубая, однако, куда хуже годилась на роль доспеха, не говоря уже о костюме Эвьет, так что я почувствовал себя гораздо спокойнее, когда опасное место осталось позади. Вслед нам все еще неслись жуткие вопли горевшего заживо человека.
Я пришпорил Верного и нагнал Контрени.
– Куда теперь? – осведомился я.
– Сделаем привал, когда будет светло, – пробурчал он и через некоторое время добавил: – Собаки. Надо было сразу догадаться.
В первый миг я подумал, что он ругает врагов, но затем сообразил:
– Они специально оставили собак, чтобы по их лаю узнать о нашем прибытии?
– Ну да. А сами наверняка прятались в соседнем лесу.
– Но собаки облаяли бы любого чужака, не обязательно солдат противника… в смысле – наших.
– Но не любой чужак стал бы их всех убивать. Лай оборвался слишком быстро, и они поняли, что в деревне остановился на ночлег отряд.
– Выходит, они заранее запланировали, что сожгут собственные дома? Но зачем?! Мы бы переночевали и просто ушли, не так ли?
– Это же йорлингисты, господин барон, – усмехнулся Контрени. – Их хлебом не корми, дай только убить кого-нибудь из наших.
Что ж – после того, что мы видели в Комплене, меня это не так уж сильно удивляло.
– Они даже собственного старика обрекли на смерть в огне, лишь бы мы ничего не заподозрили, – напомнил грифонец.
– Полагаю, они знали, что, если ваши солдаты в деревне, то старик уже мертв, – подала голос Эвьет.
Я мысленно напрягся: охота же ей его провоцировать! Но Контрени и в этот раз не заметил издевки и просто согласился: "Может, и так".
Мы скакали до рассвета, поначалу не замечая усталости, но по мере того, как вызванное ночным нападением возбуждение проходило, сон все настойчивей требовал свою дань. Мне, впрочем, не привыкать было к бессонным ночам – в былые годы я часто засиживался в библиотеке или лаборатории до утра. А вот кое-кто из молодых солдат, очевидно, не притерпелся еще к тяготам службы и клевал носом; один, заснув на ходу, чуть не свалился с коня под копыта ехавшим следом, вызвав поток брани в свой адрес. Эвьет, однако, крепко держалась за мой пояс.
Наконец на северо-востоке выползло из-за пологих холмов солнце, озарив довольно странную картину – рысящий по дороге отряд под гордо развевающимся знаменем, на неплохих конях, при оружии, однако с явными изъянами в одежде и амуниции; четверо ехали без седел, троим и вовсе приходилось погонять лошадей босыми пятками. Тот конь, что вынужден был везти двоих бойцов, к этому времени отстал от остальных уже почти на полмили, но командир не велел снижать темп.
Перед рассветом над землей поднялась легкая дымка, но она вскоре рассеялась, и Контрени, окинув придирчивым взглядом безлюдные луга вокруг, принял, очевидно, решение о привале. Поднеся к губам висевший на шее рог, он протрубил сигнал, предписывавший основной группе остановку, а головному дозору – возвращение. Мы свернули с дороги и, едва стреножив коней, завалились спать прямо в траву, не обращая внимания на не исчезнувшие еще мелкие капельки росы; прежде, чем заснуть, я искренне посочувствовал часовым, лишенным этой возможности.