Приговор

Во всяком случае, так эта история звучала в изложении Левирта. Я, однако, практически не сомневался, что никакого приказа, отданного из последних сил умирающим командиром, не было, а Левирт и остальные попросту бежали с поля боя в самом начале, когда такой шанс еще был. Хотя бы потому, что, насколько я имею представление о военной науке, группа, отступившая по приказу, должна остановиться в заранее условленном месте сбора и ждать подхода других прорвавшихся, а не драпать без оглядки со спущенным флагом. Вообще же для конницы удирать, оставив на произвол судьбы пехотинцев – дело самое обычное; даже простой дружинник презрительно смотрит с высоты своего седла на месящих грязь вчерашних мужиков с копьями, а уж благородный рыцарь тем паче не станет рисковать своей аристократической жизнью ради их спасения. Но Левирт, судя по всему, бросил в мышеловке и других кавалеристов. Однако, кто остался жив, тот и прав, не так ли?

Уточнив у Контрени, насколько безопасна дорога, по которой мы приехали, Левирт объявил, что принимает командование и над нашим отрядом. Контрени вынужден был подчиниться; в отряде Левирта было добрых четыре десятка рыцарей, не уступавших ему по рангу. Новый командир объявил о дальнейших планах: идти на юг и затем на запад, через границу графства, в хорошо укрепленный грифонский город Лемьеж. Туда, по его словам, должны были подтянуться и другие остатки разбитой армии, если им удастся вырваться из окружения. Что ж – идея поскорее укрыться за надежными стенами выглядела вполне здравой, учитывая, что йорлингисты наверняка захотят развить успех и нанести удар по грифонским землям прежде, чем лангедаргцы смогут перебросить в эти края новые силы.

Нам вновь пришлось переправляться через проклятый мостик, теперь уже в обратном направлении – причем на сей раз это должны были проделать уже почти сто семьдесят всадников. Неудивительно, что в итоге у одного из господ благородных рыцарей не выдержали нервы, и он, не спешиваясь, поскакал через мост во всю прыть, похоже, надеясь, что гнилые доски в этом случае не успеют сломаться. Но законы физики в очередной раз продемонстрировали свое превосходство над человеческой глупостью. Сперва под ударом могучего копыта разломилась надвое одна доска прямо посередине моста, и нога коня тут же провалилась в дыру; следом за треском дерева я явственно услышал хруст ломающейся кости. Конь визгливо заржал от боли и забился, а всадник попытался соскочить с него, но было уже поздно: от сотрясения кракнули одна за другой прочие доски, и весь центральный пролет моста обрушился в реку, увлекая туда же вместе с обломками досок и ни в чем не повинное животное, и закованного в доспехи идиота. Все это с шумом рухнуло в воду и, когда опала взметнувшаяся пена, на поверхности остались лишь доски.

Мы с Эвьет к этому времени были уже на южном берегу; там же находились Левирт (он переправился самым первым), Контрени и еще около полусотни грифонцев (половина из них были дворяне, которые, как и Левирт, не собирались пропускать простолюдинов впереди себя; впрочем, кое-кто, сохранивший под своим командованием собственных дружинников, все же провел их сразу за собой, бранью и угрозами вынудив других благородных господ ждать своей очереди). Остальные сгрудились на северном берегу, тупо глядя на вспененную воду и плывущие обломки. Левирт вновь взял инициативу в свои руки, громким голосом назначив оставшимся командира и велев ему вести людей вдоль берега, пока не отыщется возможность для переправы; конечной целью был назван все тот же Лемьеж.

Мне, конечно, в первые же минуты пришлось представиться и представить Эвелину – и, видя перед собой такое количество грифонских дворян, я, признаюсь, делал это не без страха. Но, к счастью, никто из них не знал Гринардов настолько хорошо, чтобы опровергнуть нашу легенду, да и навязываться с разговорами они не стали. Шок и горечь поражения, помноженные на усталость от продолжавшегося всю ночь бегства, не располагали к светским беседам. Так что, воздав дань обязательной вежливости, я смог с облегчением отъехать чуть в сторону, спешиться (можешь дать отдых коню – дай его) и, пока тянулась возня с переправой, перемолвиться с Эвьет.

Девочка пребывала в скверном расположении духа и даже не пыталась это скрывать. Конечно, такая реакция на последние известия идеально соответствовала легенде – но я видел, что Эвьет не играет, а в самом деле расстроена. Я подумал, что это из-за допущенной ею ошибки, чуть было не обернувшейся для нас непредсказуемыми последствиями. Впрочем, если бы эти последствия и возникли, то лишь по моей вине.

– Ничего страшного, – постарался подбодрить я ее, – ну, перепутала герб, с кем не бывает. Я, например, этих гербов вообще не знаю. Главное, что ты не закричала: "Бейте их, это грифонцы!"

– Я ничего не перепутала, – угрюмо возразила Эвьет. – Я сразу узнала герб Левиртов. Их сюзерен – Йорлинг. Между прочим, Левирты – один из самых старых баронских родов.

– Ну, значит, он переметнулся к Лангедаргу, только и всего, – пожал плечами я.