Приговор без обжалования

Лера улыбалась и смеялась в ответ, а между тем невольно продолжала думать о том, что только смерть Павла послужила причиной столь быстрого развития событий. Полицейские подозревали теперь Кротова в гибели Горелова, других версий у них, похоже, не было. Но так ли это на самом деле? Ведь недаром древние римляне предлагали в первую очередь искать тех, кому выгодно.

На вопрос Громова, планируют ли они остаться в продаваемой компании, оба владельца ответили отрицательно. У москвичей такое решение не вызвало удивления.

Ближе к закрытию ресторана гости попрощались и направились в гостиницу, Листницкая и Павленко остались за столиком вдвоем. Юрий не выпил за весь вечер ни глотка спиртного, Валерия, напротив, смешала сухое вино и коньяк, о чем теперь жалела — появилась головная боль. Ей все последнее время хотелось поскорее забыть о событиях последних месяцев, хорошо выспаться. Заметив пристальный взгляд погрустневшего Павленко, она громко сказала ему:

— Что, Юрочка, вышли мы с тобой из этой игры?

— Наверное, правильно сделали, — сказал уже бывший технический директор.

— Да ладно, брось хандрить, с такими деньгами, которые мы скоро получим, можно лет десять вообще не работать. Прав был Вадик — рантье живут не так уж плохо. Можно будет, наконец, отдохнуть от этой гонки с препятствиями, поездить, посмотреть мир. Ты вот, например, куда хотел бы отправиться?

— Даже не знаю, может быть, в Чили или в Перу.

— А по мне, если уж забираться в такую даль, то лучше посетить карнавал в Рио. Но на первых порах я хочу прокатиться по Европе — Барселона, Венеция, Ницца, возможно, Париж, Рим, Флоренция.

— Ты хочешь поехать туда одна?

— Опять ты о своем, Юрик. Да, мне с тобой уютно и надежно, но я пока не решила ничего толком о своем будущем. Не забывай, я ведь совсем недавно потеряла любимого мужа!

— Так уж и любимого, — странным тоном произнес Павленко.

Листницкая, чувствуя, что сильно опьянела, спросила с вызовом:

— Ты что же, обвиняешь меня в неискренности? Чушь, я действительно продолжала любить Пашу все эти годы. Хотя он иногда…

Валерия замолчала, а Павленко продолжил за нее:

— Иногда изменял тебе с кем попало.

— Это грязная ложь на того, кто уже не сможет влепить тебе пощечину!

— «О мертвых хорошо, или ничего, кроме правды». Это правда, Лера. Дело прошлое, но я хочу, чтобы ты знала. Когда мы вместе ездили в командировки, он вечерами часто уходил из гостиницы, а возвращался под утро, я все слышал из соседнего номера.

— Подслушивал и подглядывал?

— Так уж вышло.

— И скрывал от меня?

— Пока Паша был жив. Ведь он был моим другом, как ты знаешь.

— Как же, верная мужская дружба, круговая порука. Как это подло, вот она какая, твоя любовь ко мне!

Последние слова Валерия буквально выкрикнула — с отчаянием и злобой. Павленко смущенно огляделся, но никто не обращал на них никакого внимания, громкая музыка в зале глушила разговоры. Он вздохнул и сказал:

— Успокойся, Лера, какое теперь это имеет значение. Но знай — я бы такого никогда не допустил, будь я твоим мужем. Пойдем, мы засиделись, пора баиньки.

— А рассчитаться?

— Все уже оплатил господин Громов. Он ведь рад, что мы не стали артачиться. А про Пашу пора начать забывать. «С глаз долой — из сердца вон» — так, кажется, говорили наши предки?

40

Через пять дней после посещения вернисажа Сошникову удалось дозвониться до Василия Михайловича Вараксина. Художник пригласил детектива в гости и пообещал ответить на все его вопросы. Сергей Леонидович решил не откладывать встречу и подъехал к дряхлому трехэтажному дому на Почтовой улице в тот же вечер. Именно на Почтовой нашли мертвым в собственной квартире артиста Максима Заварзина, расследованием этого инцидента совместно с полицией и столичным журналистом занимался недавно частный детектив.

Улица эта, всего в двух кварталах от набережной, протянулась с востока на запад на несколько километров и некогда была одной из главных магистралей бурно растущего Южно-града. Шли годы, город строился вверх от реки на север, появлялись все новые здания, площади, проспекты, улицы, переулки, а Почтовая оставалась такой же, что и сто пятьдесят лет назад. Дома постепенно ветшали, у жильцов все чаще возникали проблемы с водоснабжением и канализацией, тем не менее многие пожилые люди привыкли к этому старейшему городскому району и не рвались переезжать в благоустроенные новостройки на окраине.

Одним из таких жителей был и Василий Вараксин. На Почтовой улице жили его родители, здесь прошло детство художника, отсюда в далеком тысяча девятьсот шестьдесят пятом году его призвали в армию. Служивший в Подмосковье сержант Вараксин после увольнения в запас не вернулся в родной город, а поступил в Московский государственный художественный институт имени Сурикова, ранее называвшийся училищем живописи, ваяния и зодчества.