Приговор на брудершафт

– Катя позвала меня в гости в конце августа, перед самым началом учебного года. Долматов уже жил у нее и чувствовал себя как дома. Кроме них, в квартире жила младшая сестра Кати – Лена и Нечаева. У Лены была своя комната, а Марина спала где придется: то на одной кровати с Катей и Долматовым, то в зале на диване. Когда я стала расспрашивать, что у них за колхоз, в котором все общее, Катя сказала: «Один раз живем! Будет что перед свадьбой вспомнить». Потом я пришла к ним в первых числах сентября. Между Катей и Долматовым отношения стали напряженными, чувствовалось, что они устали друг от друга. Долматов грубил ей, а Катя делала вид, что не замечает. По-моему, она еще не все из него выкачала, вот и терпела хамство. В тот день, когда я пришла во второй раз, Титовой не было. Она до меня временно Марину замещала, да так успешно, что потом завладела квартирой Долматова.

Воронов почувствовал пристальный, испытующий взгляд, но не подал виду, что удивился неожиданной новости, и продолжил рассматривать узор на скатерти.

– В тот день не было ничего интересного, – продолжила Валентина. – Мы выпили, я переспала с Долматовым и ушла утром. А вот в третий раз… дело было в пятницу, 7 сентября. Катя к моему приходу была уже изрядно пьяной, докапывалась до Долматова по каждому пустяку, а тот или отмалчивался, или огрызался. Когда я и Долматов остались на кухне вдвоем, он сказал: «Валя, поехали к тебе! У меня и деньги, и чеки остались. Оттянемся на всю катушку, а то я уже от этих дур устал».

Я тихо, вполголоса, объяснила, что мне некуда его вести, и вообще, мы знакомы только третий день. Он тут же предложил пойти в спальню и продолжить знакомство, а все сказанное свел к шутке. Лена в этот момент стояла в коридоре и могла слышать его предложение. Когда она вошла к нам, ее глаза сверкали ненавистью. Она явно сочла себя обманутой. Не знаю, что Долматов ей наобещал, но Лена ни со мной, ни с ним в этот вечер больше не разговаривала. Обиделась. В субботу я и Катя встали рано утром. Ей надо было в институт к первой паре. У меня был свободный день, но я без Кати в квартире оставаться не могла. Вика как-то оставалась, Марина несколько дней жила у них, а мне там делать было нечего. Долматов проснулся вместе с нами, пошел на кухню поискать, чем бы похмелиться. Лена тоже встала. Ей на учебу во вторую смену, можно спать часов до десяти, но она вскочила и помогла нам приготовить завтрак. Когда мы одевались в коридоре, я обратила на нее внимание. Она всем своим видом показывала Долматову: «Сейчас они уйдут, и ты у меня за все ответишь!»

– Елена приревновала Долматова? У них могли быть интимные отношения до 10 сентября?

– Кто его знает! Я со свечкой не стояла, но Лена нисколько не стеснялась его. Разгуливала вечером в короткой ночной рубашке, могла при нем переодеться.

– Как старшая сестра реагировала на это?

– Никак. Долматов же не муж ей, зачем она будет ревновать? Сестры жили под одной крышей, но каждая своей жизнью. Катя же не будет из себя мамашу строить и устанавливать время, до которого сестра может на улице гулять. Это же глупо. Если они вынуждены были жить вместе, то должны были пойти на уступки друг другу. Между ними, как я понимаю, был молчаливый договор: в Катином присутствии – никакого флирта, а когда ее нет дома, делайте что хотите.

Осокина прошла к холодильнику, достала бутылку сухого вина.

– Не поможете открыть? У меня была трудная неделя, охота расслабиться.

Воронов откупорил бутылку, разлил вино по бокалам.

«Это гнездышко неплохо приготовлено к визиту мужчины, – отметил он. – Вино куплено заранее, не сегодня же она в очереди стояла».

– Закончилось все ужасно! – продолжила Осокина, пригубив вино. – Долматова арестовали. Сестры устроили разборку, кто из них виноват. Марина куда-то исчезла, ее больше недели не могли найти. Катя решила воспользоваться случаем и обчистить Долматова, коли ему так и так сидеть. Она с сестрой приехала к матери Долматова. Катя устроила скандал, потом сделала вид, что успокоилась, и говорит, что если мать заплатит, то они заберут заявление об изнасиловании. Мамаше Долматова было под 60 лет, у нее уже не первый год прогрессировало преждевременное старческое слабоумие. Она не посоветовалась ни с кем, поверила девчонкам на слово и отдала все деньги и все чеки, которые Долматов хранил у нее. Катя говорит: «Этого мало!» – и забрала японский магнитофон и все импортные вещи, которые можно было сдать в комиссионку.

Проходит месяц, второй, третий – мать все ждет, когда сына выпустят из тюрьмы. Начался суд. Мать спрашивает у Кати: «Как же так, вы же обещали забрать заявление!» Катя глаза выпучила и говорит: «Гражданка, вы кто? Я вас в первый раз вижу и ничего вам не обещала». Мать в слезы. Свидетелей разговора и передачи вещей не было. Сама виновата, что без копейки осталась, даже адвоката нанять было не на что.