Приговорённые к счастью

– Написал ты с испуга, это ясно… Всё за денежки трясёшься? Решил мне свою любовь втюхать в обмен на мои деньги? – Она звонко рассмеялась.

– Да он сбрендил! – хихикая, повторил за хозяйкой Бенедикт и подмигнул Мари.

– Мама, скажи, кто тебя надоумил? – спросила Мари, как бы невзначай наступив на хвост коту, отиравшемуся около её ноги.

Тот взвизгнул и отскочил обратно к хозяйке.

– Какая бука, котика обидела… Но мы цап-царап и кус-кус ей делать не будем, да? – засюсюкала Елизавета, поглаживая обиженно мяукавшего кота, а затем важно ответила на вопрос Мари: – Один бедняга, затравленный палачами. Как и я в своё время. Обещал научить, как с такими обращаться. – Елизавета сверкнула глазами.

– Мама, смотрю, прошлый опыт тебя ничему не научил, – ехидно заметила Мари. – Теперь мучаетесь вместе, пока не помиритесь.

– Ой, не надо меня пугать! – вспыхнула Елизавета. – Всё, доча, пока! – помахала она Мари, а Бальтазару послала воздушный поцелуй: – До встречи в суде! – И исчезла за дверью.

– Мучается она… – буркнул себе под нос Бальтазар. «Живёт на всём готовом в моём доме. Одно у неё мучение, что дом забрать не может».

Кот юркнул следом за хозяйкой, но тут же высунул наружу мохнатую и усатую наглую морду.

– Был бы у тебя хвост, – угрожающе проурчал Бенедикт, уставив на Мари янтарные зрачки, и, вытянув лапу, царапнул порог острыми когтями.

– Брысь! – Мари на него замахнулась.

– Сама брысь! – истошно заверещал кот.

Он уцепился лапой за край двери и с грохотом её захлопнул. Послышался удаляющийся дробный топот.

– Сам себя напугал и дёрнул во все когти, дурилка электронная, – рассмеялась Мари, но, взглянув на отца, осеклась.

– В мой дом меня же и не пускают, – с расстановкой сказал тот, будто одно за другим пробовал неприятные на вкус слова.

Дочь погладила отца по плечу:

– Дай ей время перебеситься, заодно и сам успокоишься. Отдохнёте друг от друга, остынете и поговорите без лишних страстей. – Она ухмыльнулась. – Ты же не мама, терпеть тебя можно. Поживёшь у меня, или у внуков, или у бабули. Выбирай. А то уцепился за свой домик.

– Дом не отдам, – сурово проговорил Бальтазар. – Вот что она задумала? – спросил он у Мари, которая за руку тянула отца подальше от входных дверей.

Мари только вздохнула.

Сопровождаемый под руку дочерью, Бальтазар позволил довести себя до своей лавочки и сел, не желая идти дальше. Мари с тревогой обернулась на дом.

– Никакого абордажа, – заверил её Бальтазар. – Я здесь немного отдохну, смотаюсь в контору, а вечером к маме. – Он кивнул в сторону дома: – Если не позовёт на переговоры… Может, решила заказать в Институте исторический отчёт? – предположил он понуро. – И думает меня им прижать? Этого я не боюсь. Наоборот! Многое бы прояснилось. Я перед ней чист. Но откуда у неё такие деньжищи? Даже если дом продать, на отчёт едва хватит. Разве что половину моего счёта заграбастает. Но как?..

– Да она и ничего забрать не может. И дом – твой, не переживай. Вы же не муж и жена, не настоящие супруги, а «сопряжённые к примирению». Просто живёте под одной крышей, то есть она под твоей… У неё нет прав на твоё. Какой-то акт выдумала. Думаю, вздор!

– Может, и не вздор, – вздохнул Бальтазар. – Ох, хоть бы это был привычный спектакль! – Он вскочил. – Я иногда себя спрашиваю: не ошибка ли, что она здесь? Уж ты меня извини, слаб человек, а я слабее всех. Но я же к ней со всей душой, а она… По судам бегала, потом эти сплошные разбирательства, показания, обличения… Жаждала мук моих, требовала казни… Вот и добегалась, – мрачно проговорил он, сев назад и опустив голову на руки.

– Папа, скажу прямо, не обижайся: лучше бы ты не лез к ней со своими чувствами. Я сразу, ещё на первой с ней встрече, заметила в ней и страх, и злобную ненависть к тебе. И не раз намекала: оставь ты маму в покое. Нет, ты упёрся со своей любовью, всё пытался ей понравиться. Она не выдержала, сорвалась, и вы полетели в тартарары.

– Моя безмерная вина, – уныло промямлил Бальтазар.

– Только от тебя зависит, что вас ждёт дальше. Понимаешь? – со значением спросила Мари.

Бальтазар помотал головой.

– Папа, может, тебе самому оплатить этот отчёт? Только выслушай! – воскликнула она насупившемуся отцу. – Ты же сам говоришь: ты перед ней без вины. Так ведь?

Помрачнев, не глядя в глаза дочери, он кивнул.

– А твой философ подождёт, – тихо увещевала Мари. – И я бы помогла. Правда, у меня сейчас одни крохи на быт.

Бальтазар молчал, кривился, но всё-таки признался:

– Прочитает она отчёт и наконец поверит и примет, что не я повинен в её страданиях… Не я! Винтик в церковном механизме… – Помолчав, он через силу произнёс: – Сейчас она меня ненавидит, а после забудет. И всё…

– Так нельзя! – возмутилась Мари. – Она же мучается этой ненавистью, своими выдумками. Быть может, каждый день всё заново припоминает и проживает последние дни, всю боль. Не хочешь ты, я сама эти деньги заработаю! – решительно сказала она.

– Конечно, сама. Эта лентяйка из дома ни шагу, – раздражённо пробормотал Бальтазар. – Лет через сто каторжного труда заработаешь… Хорошо, я подумаю, – махнул он рукой.