Приговоренные к войне

— ...Наши наземные войска пыталась поддержать с воздуха авиация. Два полка. Из них один — американский полк дальних бомбардировщиков; другой истребительный — сводный советский и немецкий, под командованием Рахтмана. Как оказалось, те же лучемёты вражеских пехотинцев оказались в состоянии наносить действенный ущерб и воздушным машинам. А плотность их огня, практически, рассеяла наши самолёты на самых подступах к позициям вражеской армии. Только третья воздушная атака частично принесла успех, хотя многие бомбы были сброшены хаотично. В итоге, мы лишились почти половины самолётов, поэтому дальнейшие воздушные атаки были прекращены.

На главном экране и на множестве дополнительных мониторов демонстрировался видеоряд, впитанный цепкими глазами-объективами искусственных орлов. Горящие металлические птицы падали одна за другой с неба. Взрывались на земле. Чёрные жирные шлейфы дымящих машин перемежались тонкими огненными нитями.

— ...Лучше всего сориентировались в безвыходной ситуации мотострелки. По команде комполка Ничепорчука они затаились в своих окопах, чтобы не изображать мишени. Когда «боевые челноки» врага прошли по минному полю как по шоссе — без единого взрыва! — как нельзя кстати пришлись заранее выставленные управляемые фугасы. На них было подорвано два «челнока». Остальные отказались от лобовой атаки и обошли высоты с боков. Ворвались во вторую линию обороны, которую миновали без особых проблем. Остановили их только закопанные в землю танки... В это время, подпустив вражескую пехоту на близкое расстояние, мотострелки закидали первую цепь гранатами, открыли огонь и некоторое время сражались с врагом на равных. Лишённые главного козыря — большой дистанции, светлые уже не успевали подавлять даже половину огневых точек. В результате, когда подоспела вторая волна атакующих — первая волна понесла значительный урон и залегла.

Взоры присутствующих обратились на человека с перевязанной головой и забинтованными руками. Ничепорчук сидел в обгоревшей полевой форме и молча смотрел в одну точку. Во взгляде его не было ничего, кроме пепла воспоминаний — он до сих пор был там, на дне окопа, среди настила из бездыханных подчинённых. Там, где его нашли, когда враг отхлынул.

— ...Один из самых непонятных моментов — окончание битвы... Непостижимо, каким образом вражеское командование отозвало свои войска, как их оповестило?! Ведь не было видно ни световых, ни дымовых, ни звуковых — вообще никаких сигналов! Радиоразведка также не засекла ничего даже отдалённо похожего на обмен сообщениями...

Голос Упыря становился всё глуше, а движения его — размытыми.

— ...Характерные нюансы поведения врага. Это редкая взаимовыручка среди пехотинцев. Можно даже сказать — неслыханная! Лучше всяких эмоций вам её охарактеризует один-единственный факт — уходя на исходные позиции, после победоносной атаки, они не оставили на поле боя ни одного своего солдата. Не то что раненного, а даже — убитого! Можно только гадать, как они отыскивали тела павших?! Вот здесь на записи видно... — Указка ткнула в левый нижний прямоугольник мозаики, где тот же «боевой челнок», только немного переоборудованный, рыскал по подъёмам и впадинам. — ...как безошибочно этот транспортёр выходит на лежащие тела светлых. Далее... вот на какой-то платформе утаскивают подбитую машину пехоты... Ни один «челнок» из десятка поврежденных не достался нам даже в качестве металлолома.

Было сказано ещё немало, но... Всё когда-нибудь кончается. Даже длинная речь Упыря.

И тогда поднялся главком. Все умолкли. Оправив френч, Георгий Константинович медленно окинул взором собравшихся и сказал просто, без надрыва и патетики:

— Вчера мы получили жестокий урок. Мы проиграли битву, и то, что многие сидят здесь — не наша заслуга, а результат непонятного поведения противника. Можно даже сказать — он подарил нам эти жизни. Если же мыслить стратегически... Следует признать объективно — оперативный простор мы им ОТДАЛИ. А вместе с ним и инициативу, которой они, почему-то, пока не воспользовались.

В чём основное отличие этой войны от всех земных войн, которые остались за плечами у каждого, сидящего здесь... В том, что мы полностью свободны в своих манёврах! Потому, что за нами не стоят мирные города, которые мы должны защитить. Потому, что за нами не плачут женщины и дети, не колышатся неубранные нивы.

Главный вопрос, который сейчас волнует всех нас, звучит так: «Можно ли, и как именно, противостоять врагу, имеющему подобную боевую тактику и технику?» Оказывается, можно! Именно эту свободу манёвра мы и должны использовать на все сто процентов.

...Решение военного совета кардинально меняло нашу доктрину. С завтрашнего дня предписывалось перейти к мобильной локальной войне, напоминающей партизанскую. При этом использовать весь положительный опыт, полученный в первом столкновении. Моему же Управлению было поручено любой ценой добыть сведения о противнике! Более того — знать каждый очередной шаг светлых.

«М-да-а, ничего не скажешь, ЗАДАЧКА».