Приговоренные к войне

Мы лежали ничком, полностью обессиленные. Хмельные от счастья и переполняющего чувства единства. Не было уже Я и Ты. Родилось МЫ. И, казалось, никакая сила на свете или во тьме — именно в этот момент, именно на этом кусочке Вселенной, ограниченном расстоянием между нашими сердцами — НЕ СМОЖЕТ разорвать это любовное притяжение. Как и не сможет столкнуть нас — «два рядом лежащих камешка» — с этого вот единственно возможного для счастливой жизни места... в единственно возможное для двоих время.

Ночь. Время Влюблённых и Сов.

«...мир на пару часов... отдан двоим... ничей... пальчики бились твои... язычками свечей...»

Время любить.

Под ночным небом, усеянном звёздами — глазами Вселенной. Когда же глаза закрываются... ясное дело, такая НОЧЬ нам и даром не нужна.

Если какая-то сила, паче чаяния, попытается...

Значит, и время сражаться за свою любовь.

На то мы и рождены воинами. Живём воинами. Умрём воинами.

Мы способны постоять за себя и за своё достоинство. Насмерть биться за то, во что верим. Сражаться до победного, во имя того, на что надеемся. Убивать тех, кого ненавидим, и умирать за то, что любим.

Чингисхан был прав. Для истинного воина не может быть иного счастья, чем Вечный Поход. И если кто-то преградит воину путь, он сразится с противником, не позволяющим Походу продолжаться. Пускай этот враг будет хоть самим Творцом.

Мы не дезертируем с поля сражения за право прохода. Пусть мы выродки, отбросы, безумцы — но мы такие, какие есть. Не наша в том вина, так уж получилось. У нас свои представления, каким должен быть настоящий человек. У нас своё понимание чести и бесчестья.

Великий Хан первым из всех нас понял, что осквернён бесчестием, когда открылась истина: обещанный Вечный Поход — на поверку локальный. ЭТА степь очень маленькая, а вокруг бесконечность. ТА степь, в которую нас не пустят.

В одиночку атаковав вражескую армию, Чингисхан по-настоящему отправился В НЕБЕСА. Ныне он совершает свой истинный поход в Вечность. Я это знаю доподлинно, у меня свой источник информации. Вернейший. Побратимы не лгут друг другу...

Впрочем, это уже совсем другая история, как говорится. В прямом смысле этого слова. И вести её летопись не мне суждено. Тяжкий труд летописца — не моё призвание. Я не избрал бы этот Путь, даже полагаясь на посильную помощь Антила, с громадным удовольствием рассевшегося в кресле главного саморедактора.