Приговоренный

Так… надо перезвонить… Телефон есть в истории звонков. Два быстрых движения, и майор нашел нужную запись в журнале и в таблице контактов. Рука автоматически потянулась к трубке…

Звонок телефона разорвал воздух вокруг Симонова. Странно, он уже полностью очнулся и был готов к любым неожиданностям…

– Мария?! – Голос майора звучал уверенно и энергично, как в былые годы. Чувствуя опасность, он мгновенно становился готовым к любым поворотам бойцом.

– Что?! Это Андрей! Я звонил вам! – Молодой человек в трубке был явно обижен. – Просил прислать за мной кого-нибудь! Тут такой ливень! Меня сейчас в реку смоет! Вы вообще собираетесь что-то предпринимать?! За что вам только деньги платят?!

«Бл… – раздраженно ругнулся, чуть шевельнув кадыком, Михаил. – Понесла тебя нелегкая по горам гулять!»

– Гражданин Проскурин, – фамилия была аккуратно записана в журнал, – вы дерево большое рядом с собой видите?

– Дерево?

– Да! Дерево! – Майор добавил в голос жесткости. – Оглянитесь вокруг! Там вдоль дороги высокие деревья растут.

– Ну, вроде есть неподалеку! И что?

– Быстро выходите из машины, залезайте на верхушку этого дерева и сидите там тихо, пока за вами не приедут. Тогда вас точно никуда не смоет.

Не дождавшись ответа, Михаил быстро дал отбой.

Понадобилось не более пяти секунд, чтобы сделать, наконец, нужный звонок.

Гудки уносились куда-то очень далеко и оставались без ответа. Время растянулось и стало каким-то очень долгим…

Не надо ждать! Надо звонить еще…

Быстрые, как у профессионального пианиста, пальцы Михаила мгновенно заново набрали телефон девушки.

Раз… два… три… четыре…

– Да! Кто это?

Ну, наконец-то! Сопрано звучало еще более испуганным.

– Майор Симонов! Мы только что говорили! Мария… вы сказали, вас зовут Мария? – Михаил пытался исключить галлюцинации.

– Да!

– Хорошо, я услышал… Что у вас случилось? Почему вы отключились?

– Я… я не знаю! Тут плохой прием! – Мария дрожала, ее голос слегка вибрировал.

– Да, там такое место… не очень хорошее… – Михаил усилием воли подавил в себе зарождающееся волнение. – Где вы сейчас?

– Я на серпантине…

– На серпантине? В смысле, на повороте в сторону турбазы?

– Да, да, на повороте!

– На каком? Их там несколько!

– Я… я не знаю… Я не считала. – Девушка начинала паниковать. Гроза на ее конце трубки звучала в разы громче, сильнее и страшнее, чем в почти уютном помещении оперативного штаба. Симонов на мгновение представил насквозь промокшую и дрожащую девушку с голосом сопрано на повороте у кромки густого леса. И стал соображать еще быстрее…

– Послушайте, если вы стоите на самой дороге, там должны быть столбики… столбики со светящимися табличками. На них написаны цифры. Вы их видите, Мария?

– Таблички?! Да, да, я видела одну такую немного выше.

– Видели? Какая цифра на ней? Вы запомнили цифру?

– Восемнадцать.

– Что – восемнадцать? Цифра на столбе?

– Да, на столбе была цифра восемнадцать!

Майор на секунду замер. Как такое могло случиться?!

– Вы услышали меня? – Девушка тряслась все больше. – Алло! Вы со мной? Я сказала, цифра на столбе – восемнадцать!

Симонов сглотнул подступивший к горлу ком. Надо было говорить.

– Да. Вы… на восемнадцатом километре… Там всегда плохой прием…

Михаил хорошо знал этот поворот. Он был примерно на середине пути от начала подъема с нижней части ущелья до турбазы. Густо заросший смешанный лес в этом месте чуть отступал в сторону, открывая небольшую площадку, на которой когда-то, еще в советские времена, стояла автобусная остановка. Вокруг нее в далекие восьмидесятые десятками собирались мелкие торговцы, окучивавшие многочисленных туристов.

В девяностые предпочтения соотечественников в выборе зон для отдыха изменились. Средств на ремонт и реконструкцию базы не выделяли, и место, можно сказать, умерло. Турбаза обветшала настолько, что лет двадцать туда никто, кроме редких влюбленных парочек и всяких темных личностей, не заезжал.

Гора и вся территория вокруг, несмотря на потрясающие виды и уникальную для близкого города природную уединенность, стали пользоваться дурной славой у жителей района. Многое там случалось… И все происходившее превращалось в слухи и обрастало ужасными, подчас фантастическими подробностями. Одно радовало: крепкие характером жители предгорий Кавказа не много болтали. А если болтовня вредила делу и заработкам, то вообще предпочитали молчать.