Приговорённые к совершенству

— А правда — почему? — заинтересовавшись этим наблюдением Олега, скорее сам у себя, чем у Ольги, спросил Иван Адамович. И сам тут же ответил. — Наверно, искусственная гравитация… которая меняет своё направление в зависимости от положения наших тел. Так — чтобы в сторону ног… ничего не скажешь — позаботились… ну, эти — которые забросили нас Бог знает куда… в другое, понимаешь ли, измерение… создали условия… и воздух, как на Земле, и тепло, и даже искусственная гравитация… вот только есть и пить… еды у нас, правда, немного есть, а вот с водой…

— Два литра «пепси» и литр минералки, — с озабоченностью в голосе отозвался Олег, — может быть, у Сергея Геннадьевич — в сумке?

— Ага, знаю я, чего у Серёги в сумке, — скептически хмыкнул Иван Адамович, но молнию всё-таки расстегнул: — Так: водка, ещё водка… и ещё… «Рислинг», бутылка «Донского игристого»… а это? Ишь ты! Молодец Олежек! Две минералки! Но всё равно… даже если наведём строгую экономию и «Донское» с «Рислингом» будем держать за воду… пять с половиной литров жидкости… дня на четыре — не больше… да и то… завтра уже ох как будет хотеться пить…

И не успел Иван Адамович горестным вздохом подкрепить высказанное сожаление, как вокруг «Уазика» сгустились тучи, и по стёклам забарабанили крупные капли дождя.

— Надо же! — обрадовано воскликнул Олег и, опустив стекло, выставил наружу согнутую лодочкой ладонь и через несколько секунд втянул назад полную пригоршню прохладной влаги. Поднёс ко рту и с хлюпающим звуком выпил. — Дождевая! Вкусная! Озоном пахнет! Надо набрать во что-то. Иван Адамович — у вас ничего такого?

Пока Иван Адамович соображал, во что можно набрать струящуюся снаружи воду, Олег вновь выставил руку за окно, и вдруг, к его изумлению, дождевые капли стали сгущаться в подобие прозрачной чаши. Опасаясь, что это призрачное образование вот-вот растает, Олег бережно, как священную реликвию, внёс её в машину и протянул Ольге.

— Оля, попробуйте.

Ольга пригубила и передала чашу Ивану Адамовичу. Тот, немного отпив, без особенной заинтересованности констатировал: — Годится. Дождевая, конечно, дистиллированная… — и после некоторой паузы, собравшись с мыслями, вдруг выпалил: — Оленька, они что?! Будут выполнять все наши желания? Только заговорили о воде — дождь! Олег подумал о какой-нибудь посудине — хрустальна чаша. Ну, не хрустальная, конечно… скорее уж — ледяная… только тёплая и не тает…

Сказав это, Иван Адамович допил воду, и чаша растаяла. Вернее, растворилась в воздухе. Олег, экспериментируя, вновь выставил руку за окно и вновь получил чашу полную дождевой воды. Вновь предложил её Ольге, а когда она отказалась, выпил сам, и чаша опять растаяла.

«Уазик», между тем, продолжал плавно кружиться среди огромных — то ослепительно белых, то бледно-розовых, то жемчужно-опаловых, оттененных, где фиолетовым, где сизо-дымчатым, где густо-сиреневым, где светлолиловым — слоистых облаков. В мягком мерцании удивительного, исходящего ото всюду света. В сопровождении то нежной голубизны, то перламутрового тумана, то призрачной синевы. В сполохах бесшумных нестрашных молний. Пронизывая время от времени изумительные девятицветные радуги. Да, да — девятицветные! В этом удивительном мире все они — и Ольга, и Иван Адамович, И Олег — воспринимали как нечто невообразимо прекрасное и ультрафиолетовый, и инфракрасный цвета…

…или это не «Уазик» кружился среди облаков, а облака — вокруг ставшего аэростатом автомобиля? Ведь никаких ориентиров не было, а само по себе движение не ощущалось…

Иван Адамович постепенно мрачнел и, выкурив одну за другой две «беломорины», с виноватым видом обратился к жене: — Оленька, прости ради Бога, но, может быть, ты хоть примерно догадываешься? Ну, сколько Они собираются нас здесь мариновать? Ведь мы же не райские птички, чтобы щебетать, перепархивая с облачка на облачко! Питаясь воздухом. Ну, пить — ладно. Они обеспечат — понял. Но ведь нам же надо и жрать чего-то! И «Беломор» кончается… одна пачка осталась…

— Иван Адамович, а по-моему, здесь — здорово! — вместо Ольги подал голос Олег. — Потрясающе! Куда прикольней, чем в этом, как его, «голоценовом оптимуме»! Лети себе и лети. А с едой — они тоже. Чего-нибудь придумают. А может — и с куревом…

— Ага! — понимая, что он не прав, а в отношении жены несколько даже жесток, не пожелал уняться Иван Адамович. — Размечтался, Олежек! Нет… какую-нибудь манну небесную они нам, наверно, организуют… с голоду не дадут подохнуть. Но чтобы курево… чёрта с два! Но, главное — почему? За каким хреном мы им здесь сдались?!