Приговорённые к совершенству

Рассуждая подобным образом, лейтенант достал из сумочки кошелёк и дезориентировался окончательно — несколько очень похожих на деньги разноцветных бумажек, на каждой из которых написано: пять тысяч рублей и нарисован такой же двуглавый орёл, как и на этом якобы паспорте. Фальшивые деньги? Но какой же дурак возьмёт такую фальшивку? Чёрт! Того и гляди зайдёт ум за разум! И принесло же на его голову!

Между тем, перебирая радужные бумажки, пальцы лейтенанта выудили неброскую серовато-зеленоватую купюру — доллары! Валюта! Избави боже — это же подрасстрельная статья! Нет! Хватит! Больше никакой самодеятельности! Никаких гаданий — кто эта чокнутая! Немедленно доложить — и точка! Пусть ею занимаются те, кому положено. А не то, если не под расстрел, то в лагеря лет на пятнадцать загремишь как миленький!

Осторожно, будто мину незнакомой конструкции, лейтенант застегнул сумочку и со словами, — отвечаешь головой, — передал её сержанту. Затем, придав голосу максимально сухой оттенок, обратился к Светлане:

— Гражданка Мармонова, следуйте за мной. Предупреждаю: в случае попытки бегства, конвой открывает огонь без предупреждения.

Отобрав для сопровождения трёх бойцов, лейтенант замкнул возглавленную сержантом небольшую группу, в центре которой находилась испуганная Светлана со связанными за спиной руками. Как она, ссылаясь на беременность, ни умоляла лейтенанта оставить ей руки свободными, говоря, что с таким животом никакая женщина ни о каком бегстве не посмеет даже подумать, офицер остался непреклонен: так положено по инструкции.

(Правда, по той же инструкции руки задержанным полагалось не связывать бельевым шнуром, а сковывать стальными наручниками — однако в достаточном количестве они водились только у милиции да у МГБ, а десантникам и прочим привлечённым к операции «Большой Падальщик» воинским подразделениям их выдавали в количестве «кот наплакал», так что вместо наручников приходилось пользоваться подручными средствами.)

Как Света ни была потрясена и встревожена, но она не могла не удивляться резко изменившемуся виду города: всё, начиная от домов и кончая рекламой, было другим. Впрочем, рекламы, в Светином понимании, почти не существовало: только магазинные вывески да кое-где скудно оформленные витрины — никаких тебе: «райское наслаждение», «бери от жизни всё», «захрустишь — не устоишь», «купи свой кусочек Родины», «до десяти раз дольше» и т. д., и т. п. Словом, ничего из того, что отовсюду кричало и зазывало в знакомом женщине Ростове. Хотя…

На противоположной сохранившейся стороне Ворошиловского проспекта висело гигантское, едва ли не во весь фасад длинного пятиэтажного здания, панно с изображением огромных серпа и молота и художественной (трудно читаемой) надписью: МИР — ТРУД — МАЙ. А по крыше следующего большого дома шли монументальные, подсвеченные неоновыми трубками буквы: СЛАВА КПСС.

За пустырём небольшой отряд свернул на Красноармейскую улицу, и Свете в глаза сразу бросился выполненный белым на красном транспарант: ПАРТИЯ — УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ. На следующем было написано: ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПЕРВОЕ МАЯ — ДЕНЬ МЕЖДУНАРОДНОЙ СОЛИДАРНОСТИ ТРУДЯЩИХСЯ. А на пересечении с Университетским переулком — НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ.

«Нет, рекламы в этом Ростове ничуть не меньше, чем в том, — подумала Света, — только она какая-то странная, ничего, в сущности, не рекламирующая… В самом деле: если бы это были предвыборные лозунги, призывающие голосовать за ту же самую КПСС — понятно, а так… «ум, честь и совесть» — ладно, а дальше?.. что с ними делать?..»

Свете вдруг вспомнился слышанный в детстве, непонятный стишок: народ и партия едины, раздельны только магазины — и сейчас, на фоне всех этих будто бы бессмысленных лозунгов, до женщины стало доходить, что в этом дурацком детском двустишии скрыт глубокий, едва ли не мистический смысл. Как и в самих лозунгах, которые вопреки внешней непритязательности являлись, по сути, сакральными формулами — недоступными для непосвящённых, но открывающие адептам многие невидимые двери… куда?

Несмотря на недавно пережитый кошмар и мучительную тревогу за свою дальнейшую участь, по пути в тюрьму — а когда они свернули на Красноармейскую улицу, женщина догадалась, что её ведут в знаменитый Ростовский Централ — Света наконец-то сообразила, что начались, предсказанные Ольгой, пертурбации между инвариантными континуумами, и её угораздило вляпаться в эпицентр одной из них. Случайно? Или из-за телепатической связи с Ольгой? Которая, скорее всего, причастна к этим самым пертурбациям…

Вопреки Светиной догадке, конвоирующий её отряд до тюрьмы не дошёл, а вскоре после пересечения Красноармейской улицы с Университетским переулком свернул в арку, сбоку от которой помещалось красочное панно с изображением благословляющего открытой ладонью, лукаво прищурившегося Ленина. И надписью: «ВЕРНОЙ ДОРОГОЙ ИДЁТЕ, ТОВАРИЩИ».

* * *