Приговорённые к совершенству

Дважды осквернившийся юноша, греясь на по-весеннему тёплом солнце, находился в большом смятении — поскольку очиститься для него не было никакой возможности, то, чтобы избежать уготованной его душе Страны Вечной Зимы, существовал только один способ: стать богом. И во время Летнего Солнцестояния быть заживо съеденным молодыми женщинами из клана Ворона. Ведь если его съедят в качестве бога, то посмертное блаженство в Стране Вечного Лета ему обеспечено несмотря ни на что — как бы непоправимо его душа ни испачкалась здесь, в нашем несовершенном мире. И стоило только дать клятву кому-нибудь из Невидимых — в течение шести лун можно спать спокойно, хоть каждую ночь своей душой согрешая с душой Лигайды: добровольно взятая на себя обязанность быть съеденным в виде Оплодотворяющего Природу Бога, покроет всё! Очистит от любой грязи!

Стоило только дать клятву, но… дух Великого Вождя настойчиво отговаривал Ирката от этого опрометчивого поступка! И юноша колебался, греясь в лучах поднимающегося всё выше солнца: что же, четырнадцатая весна будет последней его весной на этой земле? А как же Лигайда? А как же его небывалые для Речных Людей замыслы — жениться на девушке из своего клана? Да к тому же — единолично? Не позволяя никому из своей брачной группы разделять с нею ложе? Но ведь именно из-за этих кощунственных замыслов Невидимые спровоцировали вероломное убийство Кайхара! Чтобы разгневанный дух Могучего Воина утащил святотатца в Страну Вечной Зимы. Однако… какие два слова произнёс воин, уже сражённый нечистой рукой мальчишки?.. и если душа Кайхара не спешит покарать убийцу… или вообще — не намерена её карать?.. с какой стати ему, Иркату, напрашиваться на роль приносимого в жертву бога?

Солнце подошло к высшей точке дневного пути; юноша доел доставшиеся, возможно, ценой посмертного блаженства души каштаны, но никакого решения за всё это время так и не смог принять: ни пообещать Невидимым во имя процветания своего народа стать добровольной жертвой, ни окончательно отказаться от этого героического намерения. И кто его знает, не просидел бы он так — неподвижный телом, с мятущейся, не находящей успокоения душой — перед своим шалашом до вечера, если бы не шорох в зеленеющих в дальнем конце поляны зарослях лавровишни.

Охотничий инстинкт и воинская выучка не подвели юношу: через одно, два мгновения он уже прятался за толстым стволом могучего дуба — с прислонённым к дереву копьём и стрелой, наложенной на тетиву лука. Кто? Человек или зверь? Добыча или охотник? Или — чужеплеменник? Смертельный враг.

Неизвестность, по счастью, не затянулась: только-только Иркат спрятался за дерево, как из-за кустов его окликнул по имени юношеский голос — Бейсар. Один из наложников Кайхара. Иркат, всё ещё осторожничая, предложил ему выйти на середину поляны — тот подчинился. Иркат тоже вышел из укрытия и, приветствуя гостя, коснулся его ладони своей, выгнутой вверх почти под прямым углом.

Вообще-то испытуемым юношам настоятельно не рекомендовалось общаться между собой, однако в особых случаях они на это имели право. А исчезновение Кайхара — случай для Бейсара, конечно, из ряда вон. Да и не только для него — для всех испытуемых. Чтобы вдруг бесследно пропал Присматривающий?.. И хотя, в отличие от Бейсара, Иркат прекрасно знал, куда делся воин, но, услышав от юноши, что его покровитель ушёл вчера в середине дня и до сих пор ещё не вернулся, изобразил на своём лице совершенно искренние тревогу и изумление: Бранка, мол, его побери! Чтобы пропал Присматривающий — не может быть! Ведь не далее, как позавчера вечером Кайхар заходил к нему, немножечко поучил за дело — вопросы о синяках и ссадинах на лице следовало предупредить заранее — вернулся домой, и надо же! Вчера вдруг ушёл в середине дня и до сих пор его нет?! Необходимо немедленно оповестить всех испытуемых! Конечно, за оставшуюся половину дня, всех не успеть, но — сколько смогут!

Иркат говорил убедительно, с жаром, но по тревоге в глазах Бейсара чувствовал, что владеющий юношей сильный страх нисколько не уменьшается. Почему? Уж не подозревает ли этот «мальчик для наслаждений», что он, Иркат, причастен к исчезновению воина? Но в таком случае… ведь помочь такому же, как ты, не прошедшему посвящения сверстнику переселиться в Страну Вечного Лета — совсем не то, что убить мужчину! В этом случае ни с Невидимыми, ни с душой мальчишки проблем, как правило, не бывает… и?.. нет! Вздор! Померещилось! Если бы Бейсар его в чём-нибудь заподозрил — не пришёл бы ни в коем случае! Наверняка — побоялся бы! Нет, видимая в глазах Бейсара тревога вызвана чем угодно, но только не опасными для него подозрениями!

И в подтверждение этой, успокоительной для Ирката, мысли юноша заговорил тихим, дрожащим от страха голосом. Часто прерываясь для поисков нужных слов. Повторяясь и путаясь. И, по мере сказанного, Иркат заражался его тревогой.