- А что в этом удивительного? Это правомочная гипотеза. Предпосылок у меня хватает. Сейчас же я хочу врубиться, почему они лучшие, что делает их лучшими.
- "Все люди рождаются равными" – никогда такого не слышал?
- И они равные? Откуда тебе это известно?
- О Господи, Тео, оглянись по сторонам!
Приподняв бровь, он повел взглядом вдоль мостовой, по головам прохожих, крышам автомобилей, по витринам магазинов, вплоть до перекрестка, где, ожидая зеленого огня светофора, ждало десятка полтора человек. Шум уличного движения заглушал отдельные звуки, выделялась только слышимая из соседней квартиры мелодия
- Они различаются всеми возможными способами. Глянь, - махнул он рукой над улицей. – Двух одинаковых не найти. Каждый человек исключителен.
- Но нет "лучших", нет "худших"!
- Откуда ты знаешь? Результаты тестов говорят о чем-то совершенно противоположном. Одни люди более интеллигентные, другие менее; одни здоровые, другие калеки; одни способны давать потомство, другие – нет; у одних более сильный характер, у других – слабый. Одни лучше справляются в жизни, другие – хуже.
- Так ведь я не это имею в виду!
- А что? Представь мне критерий ценности или стоимости человека.
- Понятное дело, что моральный.
- Гитлер в моральном плане был равен Матери Терезе?
Жания вознесла глаза к небу и в отчаянии ударилась головой в оконную раму, так что зазвенели стекла.
- Всегда утверждала, что антисемитизм на самом деле это форма зависти.
- Тогда, почему бы им не завидовать нам? Разве это плохо, быть самым лучшим?
- Да будь себе, будь! Только для чего тебе в этом нужен какой-то "народ"? – Жания отодвинула тарелку, подвернула под себя ногу, садясь поближе к Теодору; теперь она говорила, глядя ему апямо в глаза, положив свою теплую ладонь на его колене. – Всегда, когда я прохожу мимо тех памятников… "Павшие за нашу и вашу свободу", "Защищая Отчизну", "За независимую Польшу"… Черт подери, есть ли вообще что-либо более идиотское? Люди выезжают, селятся в Англии, Испании, Голландии, Америке, один знакомый женился на девушке из Новой Зеландии – важно КАК, а не ГДЕ, где клубятся страсти, рбота, судьба; там. Какое это имеет значение, под каким флагом, под каким правительством, с каким языком пришлось тебе жить, какую печать ставят тебе в документах, какое слово вписывают в рубрику "национальность"? Тут нужно быть социопатом! А жизнь – это нечто другое: твои родители, дом, склоняющиеся над тобой лица, детство и молодость, друзья и знакомые, люди и чувства между ними, твоя жизнь, какую профессию выберешь, какие книги, фильмы, блюда любишь; глядишь ли ночью в небо; засыпаешь ли на цветочном лугу, опьянил ли тебя лесной аромат; что ты запомнишь, свою жизнь, несколько личностей, несколько предметов, несколько мест; жена, дети и несколько личностей, которых ты любишь, и которые любят тебя, и чтобы ты мо обеспечить им счастье; чтобы видел, как они подрастают, стареют; дал им самое лучшее, чтобы внуки видели над собой твое лицо; и чтобы так оно и замкнулось, несколько человек, несколько предметов, несколько мест, твоя жизнь. Нечто хрупкое, беззащитное, спрячу в своей ладони младенца. Это в какое же безумие, в какую умственную болезнь необходимо попасть, чтобы все это отбросить, затоптать, уничтожить – ради этих пары слов, цвета флагов и гербов, печатей, ради названий! Словно те ебанутые фанаты, которые избивают дубинками и режут в защиту "чести" своего клуба – вот только у у национальных фанатов шиза еще больше, и суета гораздо большая – не на жизнь, а на смерть. Выбрось это из себя! "Мы", "они" – тебе ни для чего не нужны! У тебя есть только собственная жизнь.
Жания стиснула свои пальцы на его ладони.
Теодор хрипло рассмеялся.
- Блин, Жания, спокойно, ни на какие баррикады я не собираюсь! А ты сразу же в крайности. А между национализмом и полным безразличием как раз размещается здоровая привязанность к собственной культуре. Разве это плохо, что я желаю полякам только лучшего? А раз так, я сравниваю их с другими народами; и шкала начинается с евреев.
- Именно это я как раз и…
- Шшшш. Спокуха. На само деле, я никакой не национальный фанат. Ведь подобные ебанутые мне известны…
- Но ты слепо веришь в разум, в ту свою логику, и если только…
- Э нет, Жания, я говорю о чем-то другом: о познавательной установке. Гуманист…
- Гуманист! Спасите, помогите!
- Ну не кривись, так это выглядит. Гуманист знает заранее: он вычитал из книжек Авторитетов, а не существует никаких методов усомниться в словах Авторитетов, если только сам не станешь Авторитетом. А человек точных наук, в свою очередь, подходит к проблемам с изумлением и наглостью ребенка; всякую очевидность он полижет, коснется ее, обстучит молотком, и не имеет значения, кто он сам, откуда пришел, сколько ему лет, всякую очевидность он с успехом может поставить под сомнение – поскольку он располагает Методом.
- А кто вам открыл Метод?