Приёмыши революции (СИ)

- Шут его знает, откуда у нас-то это… Бабка по матери, верно, не нашего рода была, в каком-то городе в Румынии, что ли, дед её прихватил… Говорили, в Румынии, но путают, небось, румыны-то сколько видела, чёрненькие, а она белая была… Сама не видела, она до нас не дожила. Так может, она тот недуг, которого у нас никто не видывал, только баро рассказывал, что прежде слыхал, и принесла… Да ведь у неё детей сколько было, мать моя двенадцатой была! Многие померли, конечно, но от чего-нибудь обыкновенного. Ни у кого как будто, кроме меня, такого-то не встретилось, хотя у двух из тёток сыновья тоже младенцами померли будто беспричинно, может, и оно. Бабка моя другая, отцова мать, хорошо умела кровь заговаривать, вот хотите верьте, хотите нет, а останавливалась же. Но померла ведь в свой черёд, а за ней вскоре и мальчишки мои оба. Что там, не жильцы были…

Было это в начале октября, когда Алексей вышел читать на балкон. День был солнечный, тёплый - бабушка Лиля по каким-то своим приметам обещала, что месяц будет переменчив, но в общем неплох, и посидеть на воздухе было приятно. Листва с деревьев частично уже облетела, так теперь запоздавшие решили сколько-то постоять в золотых и багряных одеждах и постыдить нагих соседей. На голых ветвях сидели толстые серобокие вороны и громко, возмущённо каркали. Алексея они, впрочем, не отвлекали, он к постоянному птичьему гомону привык.

- Простите, пожалуйста, - окликнул его вдруг тонкий девчачий голос. Он обернулся. Соседний балкон. Верно, это Лизанька. Давно он её не видел, успел и забыть о её существовании.

- Да? Это вы меня?

- Простите, не вы ли иногда музицировали прежде? Сейчас я так редко слышу музыку из вашей квартиры… Это очень грустно, так хорошо играли, что можно было слушать часами.

- Ну, так ведь учёба началась… Но я могу попросить, Миреле так дважды просить не надо, сыграет с большим удовольствием.

- Пожалуйста, это было бы необыкновенно чудесно! Особенно чудесен Бах… Но и Моцарт… Ах, что угодно услышать будет большой радостью! Значит, это не вы играете, кто-то другой? Передайте, пожалуйста, играющему, что необычайно красиво, и большую мою благодарность!

Алексей внимательней взглянул на соседку и подумал невольно, что если б ему потребовалась картинка к слову «несчастная», он бы в ней нашёл хороший пример. Бледная, с прямыми чёрными волосами, в домашнем, верно, платье в рюшах, скорее даже напоминающем ночную рубашку, с молитвенно стиснутыми тонкими ручонками, с тихим, робким голосом.

- У вас что же, не играет никто?

- Нет… рояль продать пришлось, да и прежде редко кто играл… Только тётя Леля, но она умерла…

- Вот оно что. Сочувствую. Да если хотите, я и сейчас спрошу Миреле, она ничем особым не занята, и охотно сыграет.

- О нет, сейчас не надо, тётя Ася спит, совсем не хотелось бы, чтобы она проснулась.

Алексей не различал между собой тёть из этой квартиры, но если тётя Ася - та, с которой он столкнулся тогда, с пакетами, или подобна ей, то пожалуй, и впрямь не стоит.

- Ну, ничего, я тогда передам. А пока можем и просто поговорить. Можете вспомнить, рассказать, какие произведения вам нравятся особенно, может быть, у вас с Миреле схожий вкус.

- О нет, не надо, пусть сыграет что нравится, что угодно, мне всё нравится… И не хочу вас беспокоить…

- Будто поговорить - это беспокойство!

На балкон, потягиваясь, вышел Ицхак.

- Ух ты, погода-то как радует сегодня… Не дай бог сглазить. Ого, о чём разговор? - его тёмные любопытные глаза метнулись к Лизаньке. Та смутилась и неловко рванулась было убежать, но осталась. Видимо, в комнату, к тёте Асе, ей не хотелось совершенно.

- Это… это не вы тот музыкант, который так красиво играет иногда?

- Я? Боже вас упаси, мне медведь на ухо, кажется, всё-таки наступил… Мой брат играет. И его невеста.

Лизанька, видимо, до того не поняла однозначно, Миреле - женское или мужское имя.

- А что, нравится? Ну, я передам… Так приходите там послушать, с нашей площадки соседи приходят, а вы чего-то жмётесь… Хоть им повод тоже будет сделать продых в чтении и слушанье…

Лизанька замотала головой.

- Ой нет, нет, мне никогда не позволят! Вы только, если можно, попросите играть погромче - не бойтесь, что они ругаться будут, они в любом случае ругаться будут, но я по крайней мере слышать хорошо буду, а то на балкон меня скоро перестанут пускать, тем более что холодно становится…

- Да они вроде и не ругались никогда… - обескуражено пробормотал Ицхак.

- Нам вслух не ругались, - догадался Алексей, - а между собой ругаются. На всё. А нам не выскажут ничего, потому что во-первых, якобы боятся, во-вторых - вдруг мы их уважим и правда не будем играть очень уж громко, на что ж им тогда жаловаться?

- Чего-то они у тебя какие-то странные. А чего они тебя тогда в какую-нибудь консерваторию не водят, раз наша игра не по нраву?

- Раньше водили… Но теперь, говорят, во всех концертных залах сброд…