Приёмыши революции (СИ)

Ни в комнате, ни в кухне никто в эту минуту не отдыхал. Красногвардейцы, засучив рукава гимнастёрок и разувшись, делали самую настоящую генеральную уборку. По полу гуляла мыльная пена, отчитанный Юровским Мельников, всё ещё с пунцовыми ушами, стоял на подоконнике и драил оконные стёкла. Командовал всем, видимо, Никольский, сейчас почти скрытый за отодвинутым от стены низким диванчиком, верно, и инициатива была его (многим позже она узнала, что не ошиблась в этом предположении). То-то не видела этого маменька, столько брезгливо отзывавшаяся о разведённом солдатами свинарнике… Мария так и стояла бы, разинув рот, но пришла в себя от тычка в спину. Не права Ольга, здесь бывает совсем даже не скучно…

- Я сам, - упрямо повторил Алексей, отстраняя протянутую руку, - сам.

- Тебе рано ещё самому, - Татьяна старается говорить спокойно, не пропуская в голос раздражения, - дай ноге зажить как следует…

Жаль, нельзя его просто взять под мышку и потащить, великоват уже. Мария, конечно, могла бы, но Марии характеру не хватит. Как же, ведь обидится братик…

- Алексей. Сядь в коляску. Если ты на полдороге поймёшь, что идти больше не можешь, что мне делать? Тащить тебя, или бежать за коляской?

Мальчик задумался. Всё же, слова сестры были разумны…

- Ты можешь взять коляску и катить её следом. На случай, я имею в виду, только на случай, если я действительно могу упасть. Но я должен по крайней мере пытаться идти сам.

Татьяна закатила глаза.

- И как это будет выглядеть? Идёшь ты, и следом я качу пустую коляску? Тебе не кажется, что конвой нам не одобрит таких выдумок?

Покраснел. Понимает, чья правда, хоть и не хочет в этом сознаваться.

- Тогда сделаем так. Ты выкатишь меня в коляске, а потом я скажу, что попробую идти сам, это ведь нормально будет?

Какая ни есть, но победа разума над неразумием, подумала Татьяна. Она надеялась, что вставать с коляски Алексею расхочется. Как же она ошибалась…

- Алексей, ведь на коляске быстрее.

- Я нормально могу идти сам.

- Нормально, он это называет… - ворчит под нос конвоир, и Татьяна, при всём раздражении, с ним согласна. Ну вот, столовую прошли, Татьяна поджимает губы, не оборачиваясь на караульных, сидящих у стены, но кожей чувствуя их взгляды. И те, что на неё, и те, что на брата. Алексей всё же не всё ещё понимает, иначе не глупил бы с этими демонстрациями… Хотя, много ли это изменило бы?

И по лестнице, как кстати, поднимается комендант, останавливается, кажется, явственно любуясь ситуацией и усмехаясь в усы. Татьяна сдержанно здоровается.

- Мыться следуете? - кивает он на полотенце, перекинутое у Алексея через плечо с торжественностью генеральской ленты.

- Так точно, - весело отвечает Алексей, лицо которого продолжает кривиться от каждого медленного шаркающего шага. Татьяне очень хочется схватить глупого мальчишку за шиворот и усадить в коляску, но увы, и это не сделаешь, не сейчас, не под прицелом глаз.

- Хорош бы был государь, - усмехается сзади конвойный, - ажно в ванную сам ползёт.

- Ну, уже же не государь, - зевает комендант, - так тебе-то что?

Татьяна имеет очень много слов «благодарности» брату за эту пытку - это уничтожающе медленное шествие мимо комнаты караула, мимо кухни, где сейчас ужинают трое солдат… но конечно, ничего из этого ему не скажет.

Конвоир, видимо, в некотором затруднении - с одной стороны, пропустить в ванную сразу двоих, да ещё разного полу, с другой - как же этот сам-то, без помощи справится? Потом, видимо, махает рукой. Коляска остаётся снаружи, а брат на какое-то время позволяет поддерживать его под руку, но только до того момента, как вешает полотенце на вешалку рядом с ванной и скидывает башмаки.

- Отвернись, - велит он, она взглядом яснее всяких слов обещает, что повернётся при малейшем подозрительном звуке, но поворачивается только тогда, когда слышит шаги его ног, уже снова обутых.

Забрался в ванну и выбрался из неё сам, стоит бледный, но гордый собой до невозможности. Выговорить бы ему всё, что на душе, за все страхи, которые она перетерпела, ожидая каждый момент, что он может поскользнуться, мокрые руки соскользнут, а удар о бортик ванны или о выложенный твёрдой плиткой пол - не хочется и представлять, каков будет… но ничего говорить не хочется, слишком велика радость, что обошлось.

Он всё же упал на обратном пути - задержался о стену и рука соскользнула. И снова отпихнул её руки, пытаясь сам встать, цепляясь не за коляску даже - за стену. Она оглянулась, чувствуя, как беспомощность и паника переходят неумолимо в злость, на конвоира, остановила взгляд на вышедшем на её вскрик Никольском.

- Что ж вы стоите, помогите, поднимите его!

Никольский двинулся было к ним, но остановился.

- Нет, я не буду этого делать.

- Почему?! Неужели вы настолько жестокосерды?

- А по-моему, это вы жестокосерды, если не понимаете, как важно для него сделать это самостоятельно.

Вдвоём с конвоиром они всё же усадили мальчика в коляску. Остаток пути Алексей хмуро молчал, и по возвращении ни словом не обмолвился родителям об этом происшествии.

========== 14 июля. Удар по иллюзиям ==========

14 июля, воскресенье