Вскоре, по совету мужа, Настя устроилась на работу в его институт и пошла учиться в вечернюю школу. Теперь свободного времени у неё почти не оставалось: иногда приходилось заниматься даже ночами. Нередко Настя ловила себя на мысли, что никогда не было далёкого Охотского Перевоза, где она родилась и прожила большую часть жизни, а всегда окружала эта обстановка, ставшая родной. И главное – рядом находился её любимый муж, сделавший её самой счастливой на свете. Даже бытовые неудобства, которые они испытывали в маленькой комнатке коммуналки, не могли испортить всего хорошего, принесённого Иваном в её жизнь.
На следующий год у них родилась дочка, а потом Иван уехал в экспедицию.
В конце марта, когда следовало выходить, столбик термометра остановился на отметке ниже сорока. Ветер швырялся снегом, гудел в проводах, рвался в закрытые ставни. Под утро снегом прижимало двери, и если бы они открывались не внутрь, то хоть караул кричи – на улицу не выйти. Через неделю снега навалило под самую крышу, проход к дому напоминал глубокий каньон с отвесными стенками, дно которого каждый день старательно расчищали. Брукс надеялся, что через пару дней циклон пройдёт и потеплеет, но кончилась одна неделя, началась вторая, а мороз всё не отпускал.
Несмотря на тщательный отбор, снаряжения набралось намного больше, чем рассчитывали. Пришлось искать ещё оленей. Собирали с миру по нитке. Двух оленей взяли у местного охотника Павла Шарина, вызвавшегося идти каюром. Ещё четырёх он пригнал из Ирги, находившейся километрах в шестидесяти от посёлка. Получилось немногим больше двух связок – двадцать восемь оленей. И всё равно мало.
Перед самым выходом Брукс переиграл схему заброски: на свои нарты загрузил только снаряжение, а продукты решил купить в Нимныре, где имелась возможность взять ещё два десятка недостающих животных.
В прошлом году в той эвенкийской деревне оленей получал Тарас Смага – начальник поисковой партии Алданского геологоразведочного управления.
– Таких толковых таёжников, как в той деревне, мне ещё не доводилось встречать, всё знают наперёд, – рассказывая приезжему горожанину о премудростях экспедиционной жизни, восхищался он оленеводами. – А как они ориентируются на местности, просто обалдеешь! Иной раз укажешь только направление, а дальше они сами знают, как идти. Вообще-то, я всегда показывал им карту и строго наказывал: «Вечером встречаемся вот здесь. К моему приходу, чтобы был готов чай и не остыла каша». И, знаешь, приходишь вечером с маршрута уставший, как собака, глаза б ни на что не глядели, смотришь – табор разбит, костёр дымит, а тебя ждут как самого дорогого человека.
Смага по-дружески похлопал его по плечу. Вот, мол, парень, учись, как надо работать. И быстро перевёл взгляд себе под ноги, надеясь, что Иван не заметит его превосходства.
«И как только институтское начальство доверяет столько народу таким зелёным! – подумал о нём. – Его бы ко мне, я бы научил уму-разуму, а то, кроме своей колыбели Революции, он больше ничего не видел».
А вслух Смага сказал:
– Ты обязательно учти, если оленеводы поймут, что ты ничего не соображаешь в их делах, будут дурачить весь сезон: то у оленей голова болит, то понос из-за того, что ягеля объелись, а то им самим надо похмелиться.
«И на что он только рассчитывает? Я ему не завидую».
Смагиных оленеводов в деревне не оказалось, пришлось выбирать из тех, кто был на месте. Порядившись для приличия, согласился идти Иннокентий Николаев со своим сыном. Иннокентий – поджарый, с узкими навыкате глазами на вытянутом лице, являлся прирождённым таёжником, сочетая навыки охотника и оленевода. Как большинство его соплеменников, летом он пас оленей, кочуя по тайге, а зимой – охотился.
Ваньке, как звал своего сына отец, на вид казалось лет шестнадцать-семнадцать. Росточком Ваня был пониже своего невысокого отца, но таким же невозмутимым и спокойным. При первой же встрече Иван отметил его сообразительность и расторопность. Старшим среди оленеводов Брукс назначил Иннокентия Николаева, а на перегоне – Андрушкина.
Небо очистилось от серых туч, выглянуло долгожданное солнце. О прошедшем снегопаде теперь напоминали горы снега, лежавшие возле каждого дома. На открытых местах по-весеннему припекало солнце, а в тени мороз пробирал до костей. Решив все проблемы, к полудню караван вышел к Олёкме. Следом, собрав своих оленей, должен был тронуться Иннокентий с сыном и Андрушкин, оставшийся закупать продукты.