Он вздохнул: ценю твердость характера. Если еще пару червонцев, студент, накинешь, могу изобразить русалку. Нет, говорю, русалка на спине не пригодится, а вот если несколько звезд – так и быть. Он смеется.
Татуировка, наверное, роль свою всё-таки сыграла: жизнь нормальнее пошла. Без происшествий. Вот уже ташкентская учеба позади, мне в торжественной обстановке на ладони диплом кладут. По дороге домой, на Объект, хотел заехать туда, где Фатима осталась. Даже почти заехал, около самого их въезда из попутки вышел, стою, отдыхаю. Хорошо, облака кругом. В поле мужчины работают, далекие, маленькие, меня не замечают. А я вот он, с дипломом. Это родственники Фатимы, я постепенно узнаю их спины и затылки. А они меня нет, потому что не видят, землю поливают, только землю и видят. Я подумал, что тоже, если Фатиму встречу, здесь останусь. Они это устроят, скоро уборочная начнется, лишние руки на вес золота. Окружат меня, скажут: мы же родственники, пошли на поле. И Фатиму могут мне не показать, они, конечно, не обязаны мне ее показывать.
Покурил я так минуты три и уехал. В машине тоже много курил, сигареты просто сами в рот заскакивали.
На Объект приехал, мать навстречу бежит. Как, спрашиваю, дела, здоровье? Спасибо, отвечает, всё в порядке, нам крышу починили, кур держим, на пенсию выхожу. Как вы, спрашиваю, на пенсию, вы же молодая? Нет, говорит, уже немолодая.
Смотрю, и правда немолодая: как раньше не замечал? Стою, придумываю что сказать. А кур, говорю, можно держать? А она смеется: можно, можно, тут у нас танки и ракеты продают, а кур тем более держать можно. Смотри, вот Январжон бежит, чтобы с тобой обняться.
Бежит какой-то мужчина. За ним еще люди бегут. Неужели все со мной обняться? Нет: кто-то меня видит, руку сует, кто-то на бегу целует, но все торопятся куда-то мимо. Около меня только мать и Январжон, да и тот с ноги на ногу переминается, тоже со всеми куда-то хочет, потолстевший такой. Хочу мать спросить, а она всё про кур рассказывает. Я говорю: куда все бегут? Она: это не петухи, это какие-то звери… Бегут? Кто бегут? А, ты же давно у нас не был… учительница снова замуж выходит.
И Январжон говорит: ну ладно, ты здесь с матерью побудь, а мне надо, друзья машут. Пошел толпу догонять. Мать ему кричит: водки много не пей, слышишь! Вообще в рот не бери! Ко мне повернулась, косынку поправляет: учительница, как ты уехал, из загса не вылезает, уже третий муж у нее на счету. Что она с ними делает, не знаю, только они, во‑первых, все американцы, а во‑вторых, по-моему, просто с ней временно живут, а не мужья. Учительница-то думала, что они ее с распростертыми объятиями в свои Штаты увезут, а они сами от нее бегут, а ее не берут. Вот она от злости и выходит всё замуж, на что рассчитывает?
Крепко меня обняла, наверное, снова вспомнила, как по мне скучала. Я тоже постарался это вспомнить, глаза закрыл. Стоим.
Открываю – опять люди идут, в центре белая машина едет, в ней еще что-то белое. И всё это на нас идет, люди и машина. Мать говорит: ну вот, придется здороваться; пиджак на мне разглаживает. Действительно, это была свадьба, и теперь она перемещалась по пустыне как раз мимо нас. Я вспомнил, как болел на свадьбе Январжона, и испугался, что сейчас у меня здоровье тоже пошатнется, и отвернулся. Машина специально ко мне подъехала, и из нее выпрыгнула учительница-невеста.
Вернулся? – строго спросила меня учительница. Не видишь, что ли, сказала мать. Вижу, улыбнулась сквозь фату невеста. Возмужал. А вы совсем не постарели, сказал я. Почему я должна стареть? – удивилась учительница. Я была все время счастлива.
И показала пальцем в машину. Кто там сидит? Жених, объяснила учительница. Опять не местный? Да.
Я заглянул в машину и увидел Рыжего. Он сидел в шляпе.
Учительница: он по-нашему не понимает. Я с ним через самоучитель познакомилась.
Американец? Да, улыбнулась невеста; поздоровайся с ним, он здороваться любит.
Мы поздоровались. Невеста сказала: отойди, я хочу сесть обратно к своему жениху, он там без меня терзается.
Я отошел от дверцы, и учительница, как змея, заползла внутрь. Все почему-то захлопали и ушли вместе с машиной. А мы остались.
Кто-то меня сзади дергал за рукав. Прилипала! Мы обнялись. Пойдем выпьем, сказал Прилипала.
Мать нахмурилась: это ты для чего ему предлагаешь? Чтобы от матери оторвать? Ты, Прилипала, на свадьбу эту дурацкую иди, там тебе нальют, а мальчика не трогай.
Я не трогаю, отвечает Прилипала. И на свадьбу не пойду. Не ведите себя как единоличница, ваш сын, между прочим, еще мой друг, мы с ним в шахматы играли.
А я его рожала, сказала мать. Прилипала пожал плечами и ушел, пиная сапогами песок.