Приют для бездомных кактусов

С какого-то момента он перестал верить в них. Как, вырастая, перестают верить в инопланетян, Дед Морозов и прочую хрень. Вопросы? Не верил в Кришну, которым пытался заразить его Серега, пока снимали вместе хату… Не верил.

А отец, наоборот, чем дальше, тем больше уходил в этих своих мельхитов.

С другой стороны, это была, кажется, единственная тема, на которую они еще могли общаться. Как только съезжали на что-то не про мельхитов, сразу шли непонятки и обидки. Потом забывалось, конечно.

Один раз он и сам был готов снова в них поверить.

Была одна ночь, в той самой южной республике. День был жарким, их блокпост еще и обстреляли… По-дурацки обстреляли, двух ребят попортили, хоть местные, а всё равно. Ночью тоже ждали «гостей», но было тихо, слишком даже. Юрик лежал один в пустой комнате, раньше школьным классом была. Пахло пылью и еще каким-то местным запахом, к которому Юрик уже почти принюхался, как когда-то к отцовскому. Луна лезла в комнату, и Юрик не пытался уснуть, потому что знал, что не уснет.

Или он всё-таки заснул? Лунный свет чуть ослабел, и он увидел человека, стоявшего в окне, не из местных.

Потом увидел, что сам он, Юрик, поднимается и идет к окну. Видел свои медленно идущие ноги где-то внизу и руки, вскинувшие автомат. И человека в окне, прижавшегося к стеклу, побелевшие подушечки его пальцев. Но главным было лицо.

Это было лицо как бы всех, кого Юрик видел в своей жизни. Немного от матери, немного от отца, от самого Юрика, от шести или семи баб, с которыми недолго жил; еще от каких-то лиц, школьных, армейских, просто знакомых; и всё это было в одном лице.

Он выскочил во двор.

Никого у окна не было, чисто. Только несколько мелких бабочек брызнуло. И еще несколько продолжало кружить возле окна. Может, просто так летали. «А бабочка крылышками…»

Нет, к траве он не притрагивался. Да она и поганая в тех местах, судя по отзывам. Он вообще держался за свое здоровье, так что траву мысленно исключаем.

На следующий день… В общем, это уже неважно. Рассказывать никому не стал: дурка не входила в его планы. Даже отцу не стал, держал этот случай в себе.

Снова ненадолго заинтересовался этими… бабочками. В Сети порылся, френдов поспрашивал. «Мельхиты», не слыхали? Ноль. Слово означало каких-то монахов у арабов, но монахами Юрик не интересовался.

Сдать эти крылышки на анализ? Хорошо бы, да только нечего. Отец после расшифровки сжигал их, как секретные письма. Юрик помнил этот запах, от сожженных крылышек. Сладковатый такой.

– Постараюсь приходить чаще, – громко сказал Юрик.

Отец устал. Глядел в пол пустыми глазами, тер левый бок.

– Сердце? – поднялся со стула Юрик. – Сиди, сам сделаю…

– Корвалол… В моей комнате.

Юрик кивнул. Чуть приволакивая затекшую ногу, пошел в отцовские покои.

Комната была маленькой и темной, мама звала ее «паучьей норой». Вечно горел ночник, на стенах висели фотопортреты жуков и прочей отцовской фауны; на полу ящик с инструментами, из заводского прошлого, Юрик по привычке слегка пнул его.

Пузырек с корвалолом в белых потеках был на столе. Но внимание Юрика привлек не он. Рядом с ним лежали пинцет и несколько маникюрных ножниц разной величины и формы. И несколько кисточек с засохшей краской.

Теперь всё окончательно стало на свои места. Юрик взял ножнички и почикал ими. И тут же положил на место, заметив отца, который глядел на него из коридора.

– Сейчас накапаю, – Юрик принялся отвинчивать присохшую крышку.

– Не надо… Я просто посплю. Это не сердце. А ты иди.

И неожиданно быстрыми шагами двинулся в спальню.

Юрик завинтил корвалол, снова повертел в руках ножнички. Интересно, а из чего всё-таки он их вырезал? Крылышки выглядели как настоящие, и на ощупь. Юрик вернулся на кухню, поискал последнее письмо, с бестолковым посланием. Вспомнил, что отец его тоже сжег.

Юрик открыл кран, чтоб всё-таки что-то вымыть, но не стал. Пошел в спальню прощаться. Снова прошел мимо включенного компа, мимо пустого аквариума, в котором когда-то обитали отцовские друзья, и еще одного аквариума.

Отец лежал на том же месте, где Юрик нашел его днем.

Только был укрыт с головой, чего раньше за ним не водилось.

– Я пошел!

Одеяло пошевелилось:

– Да.

Расстроился, наверно, что обнаружили его тайную мастерскую.

Юрик улыбнулся:

– Бать, я тебя люблю.

Под одеялом хмыкнули. Или всхлипнули – не разобрать.

Юрик тоже хмыкнул: его веселил вид отца, лежащего с натянутым на голову одеялом.

Заметил какое-то темное пятнышко на постели. Даже два.

Надо было включить свет, но не стал, отец уже спал, кажется. И так было понятно что. Мелкие невзрачные бабочки.

Юрик тихонько засмеялся.

Лицо его дрогнуло, точно по нему прошла небольшая волна. Еще два-три мотылька слетели с его тельняшки и закружились по комнате. И еще несколько, с легким шорохом. Через пару секунд весь Юрик уже разлетелся по комнате, садился на потолок, на скомканные отцовские штаны, ползал по стеклу…

Облетев застывшего под одеялом мужчину, стая вылетела в окно.

Ночь коротка

Я родился в пустыне.

Очень люблю этот край, где когда-то скакали мои предки.