— Да, но эти 10–15 я хочу провести в моем городе, не в горах, не в платке, Не чувствуя себя виноватой, что из за меня ты пошел против воли родителей и не женился на молодой девчонке.
— Ты откуда знаешь, чего мои родители хотят?
— Твоя мать собой пожертвовала ради вас! Не каждая сможет детей одних отпустить так далеко, — в десятилетнем возрасте братья уехали из Дагестана, жили и учились в спортивном интернате интернате, а потом переехали в общагу Лесгафта[19]. К родителям они ездили только раз в году, в месяц Рамадан, — и что? Ты думаешь, она мне обрадуется?
— Ты за мою мать не думай, ты за себя решай! — с Хасаном всегда было бесполезно спорить.
— Ты права, во всем, так и будет. Родственники точно тебе не обрадуются. Он года через два одумается, найдет себе молодую, послушную из своих. И что ты тогда будешь делать? Порви с ним, не порти парню жизнь. Я тебя знаю, ты не сможешь там жить, это не твое или он тебя сломает, и уже не ты будешь. Я мусульманин, я Хасана знаю, он хороший, но ты не для него. Отпусти его, не морочь ему голову — ее лучший друг с женой всегда ее поддерживали, но теперь они как будто осуждали ее за нерешительность.
Глава 21
Друг ее спасал постоянно. Не однажды она, выйдя из машины за сигаретами, оставляла заведенную машину и двери блокировались изнутри. Приезжали какие-то хмурые люди, с какими-то приспособлениями и открывали двери за минуту.
Все ее друзья и друзья друзей звонили ей, когда не обнаруживали свое авто на прежнем месте, и друг ее всегда возвращал машину. Правда, однажды, сказал ей — «Знаешь, дорогая, если у тебя угонят, я тебе помогу, но для своих знакомых, не звони больше. Все будут думать, что ты с ворами автомобильными в доле работаешь, зачем тебе?» И с доводами она его согласилась, потому что действительно, ей уже даже незнакомые звонили и просили машину разыскать, ни к чему ей такая репутация.
Это именно друг ее отвез однажды в психушку, он отвозил ее в ГАИ после аварии, да и вообще самый первый приезжал после первых ее многочисленных аварий.
И он же, после ночных тусовок, забирал ее и ее подруг из дома и вез куда-нибудь «восстановить силы супчиком».
В общем, друг ее нянчился с ней постоянно, разгребая ее непрекращающиеся головняки. И только один раз они поругались «насмерть», вернее он на нее обиделся не на шутку.
— Слушай, ты можешь в аптеку съездить, у меня температура под сорок, не хочу «скорую» вызывать, — он позвонил ей уже в полночь.
Конечно, она не спала, сидела на маникюре.
— А у тебя поближе никого нет? У меня еще ногти не высохли, — она, услышав его мат из трубки, добавила, — давай, я минут через сорок освобожусь, наберу тебя, если никого не найдешь, я приеду.
Трубку он больше не снимал, ни через сорок минут, ни через день, ни через неделю. И каждый раз, увидев ее в ресторане или клубе, демонстративно уходил, хотя она и пыталась с ним поговорить. Она звонила ему и на домашний, но жена все время говорила, что его нет дома.
— Ты не знаешь, почему он со мной не разговаривает? — жена не знала.
Питер, а уж тем более питерская тусовка-это большая деревня и понятно, что они постоянно где-нибудь пересекались. Она пыталась с ним заговорить, он бы «как скала под ветром», ни слова в ответ, даже в глаза ей не смотрел.
В итоге, не понимая толком, в чем, собственно проблема, она купила огромного белого плюшевого медведя и перекрыла своей машиной выезд с его парковки.
— Ты хочешь, чтобы я твою машину переехал? — он злился, уперев бампер своего «Хаммера» в дверь ее, почти игрушечного, кабриолета.
— Переезжай, только вместе со мной придется, — конечно, она его не боялась, а машина застрахована, царапины легко закрасить. — Может, ты мне объяснишь, в чем дело?
Он вышел из своей машины и сел в кабриолет: «Дорогая, мы, сколько лет с тобой дружим?»
— Не помню, восемь или девять, а что?
— Я хоть раз на твои просьбы сказал тебе «позвони кому-нибудь другому»?
— Да ты из-за этого обиделся? У меня ногти сушились!
— Ты мой друг! Мне насрать на твои ногти! Ты думаешь, у меня дел не было, когда тебе в три часа ночи надо было срочно в Москву ехать? Или мне заняться нечем, только тебя по больницам таскать и сопли твои выслушивать? Я тебя один раз в жизни попросил что-то для меня сделать! И у меня жена только тебя в дом пускает! А у тебя ногти, п.…, как это важно!!!! — он хлопнул дверцей.
— Прости меня, пожалуйста, я такая дура, эгоистка, прости…, — нельзя сказать что, она чувствовала себя совсем уж виноватой, но терять друга она могла из-за этого.
Еще немного подувшись, через пару месяцев, он ее простил.
Глава 22
— Ты как наркотик. Сам не понимаю, вроде злюсь на тебя, косячишь постоянно, а неделю не созваниваемся и плохо мне, — она встречалась с другом нечасто, пару раз в месяц, но они постоянно звонили друг другу. — Я понимаю Хасана, ему тяжело. Но ты же взрослая, порви с ним, раз и навсегда, порви! Я уже тоже с ним говорил, он меня не слушает. Молодой, наивный…